Альберт Усольцев - Есть у меня земля

— Вот это современники! — сказал Барабин, заглядывая в печь: стоит ли там чугунок с теплой водой для радиатора. Чугунок стоял. Молодец Аюнчик: сразу видно, что с шофером знакомство ведет, а не с каким-то там…

— С фокстрота рабочий день начинаете? Неплохо, вместо физзарядки.

Он сел к столу. Графин с березовой почкой отодвинул.

— Аюнчик, нам по стакашку наикрепчайшего чая, и мы порулим.

— А отдыхать разве не будете?

— Некогда, весна пришла. Затайка крутая — дождь на улице теплый хлещет.

— Весна? — радостно спросил Алексей. — Неужели весна? Как здорово!

— Чему радуешься, — охладил его пыл Барабин. — Нам возвращаться по реке…

Алексей вышел на улицу, подставил лицо под теплый дождь, закрыл глаза. Он слушал весну, уже недалекую, скорую… Через несколько дней поднимет на реке лед, упругий панцирь начнет ломаться с тяжелым звоном и гулом, а потом, разом вспухнув от полой воды, Миасс будет выказывать свой характер: выйдет из низеньких берегов, разольется широко и свободно и понесет по своему основному течению вывороченные ноздреватые глыбы, все возьмется водой и придет в движение, завораживающее, сильное своей дальней дорогой.

Алексей представил: льдины на широком течении будут плыть с мягким шорохом, важно и величественно, степенно войдут и в узину, но там стоит лишь одной замешкаться, как сзади послышится скрежет — это набежала на нерасторопку соседка… Вот она маслено скользит по мягкому снегу, потом, наткнувшись на щербатые заструги, останавливается, все еще не веря в свою остановку, скрипит, скрежещет зло и, окончательно остановленная неведомой силой, с глухим рокотом разламывается, оседает, стараясь подмять своей тяжестью неласковую товарку, может быть, выжить за ее счет, но, не выдерживая тяжести нахлынувшей на нее воды, будто от удара сказочной силы подводного молота, рассыпается, огромные глыбы ее соскальзывают в мутные от поднятого со дна ила разводья, на время уныривают, но, подправленные сильным течением, снова показывают свои пятнистые спины…

Давно Алексей не стоял вот так необъяснимо радостно и беспечно под первым весенним дождем, не выдавалось такой минуты, а потому сейчас, как малолетний мальчишка, радовался длинным хлестким струям.

— До свидания, Аня, — поблагодарил хозяйку дома Алексей.

— До свидания, Алеша, — ответила Аня. Она вышла провожать в шубейке, накинутой на плечи, в пуховом платке. Алексею она показалась необыкновенно красивой, хотя красоты в ее лице было немного: нескладно широки скулы, нос «картошкой», брови каким-то углом и по-мужски широкие плечи. Алексей хотел еще что-то сказать Ане, но Борис крикнул из кабины:

— Живей, Алексеюшка!

После солнечного дня и теплого дождя заметно означалась ледяная дорога. Кое-где колеса по ступицы уходили в воду, а лед ощутимо трещал, давая понять, что шутить с ним в это утро опасно.

— Не нравится мне ледок, — сказал Барабин, ведя машину на полной скорости. — Да нам выбирать не приходится.

При входе в наледь ветровое стекло начисто залепляло мелкой ледяной крошкой, как сквозь такую кисею различал дорогу Борис, трудно было понять. Иногда Алексею казалось, что под задними колесами лед проламывается и машина вот-вот задерет кверху нос, пойдет на дно, но постепенно привык.

Хорошо знал трассу Борис. На бешеной скорости он вел машину не везде. Иногда останавливался, не глуша мотор, вылезал из кабины и лопаткой прощупывал — не ловушка ли тут уготована. Возвращался мокрый с головы до ног, веселый и довольный: «Прорвемся!»

Алексей невольно залюбовался им — какой-то дьявол сидит за рулем, а не человек. Словно ведет не по талой воде свой грузовик, а по сухому грейдеру катит. И километры отмечает, как речной лоцман: «Бедяйкин ключ прошли… Выходим на Антоновскую заводь…»

Когда со льда вывернули на грейдер, Барабин остановил машину. Сразу обмяк, расслабился. Едва передвинулся на место стажера и тут же заснул, пробормотав в полусне;

— Двигай, Алексеюшка, до Заготзерна. Остановишься у Дома приезжих.

И храп у него был богатырским, чему Алексей позавидовал. Он хоть и дремал речную дорогу, но все время чувствовал движение. А тут человек будто мотор — выключили зажигание, и он сразу отошел в мир сна.

Грейдер осклиз, но глубокая колея не давала колесам сползти в кювет. На подходе к элеватору, у самой железнодорожной станции, увидел Алексей сползшую с дороги полуторку, шофер и не просил о помощи, устало сидел в кабине, нахохлившись как воробей в крещенский мороз, и жевал мерзлый хлеб, заедая его ледяными сосульками, замерзшими на кабинке.