Лев Ющенко - Дом над рекой

Если останусь жива…

Жива?

А кто болтает о смерти? Даже тайге трудно убить человека, если он сам этого не захочет.

И ей вспомнился фильм: люди бедствуют в тундре и убивают себя, надеясь так спасти товарищей. Поодиночке они уходят навсегда в ледяную ночь. Уходит и героиня с челкой. И ей представилось, что вот и она, Зойка Макарова, потихоньку выползает из спального мешка и на опухших ногах ковыляет в занесенные снегами буреломы. И там лежит и покорно ждет смерти. А на рассвете Махоркин и Тихонов кружат по тайге, кричат: «Зоя, Зойка!» — шатаются от голода и ругают ее последними словами, дуру набитую!

Нет, не будет она такой, как та, в кино, с челкой, — последний из них тоже замерз один в тундре. Все они погибали в одиночку. Одиночество отнимало у них последние силы. И помни: никогда не оставляй человека одного, если он тебе дорог.

Она лежала тихо-тихо, боясь потревожить Тихонова. Руки у нее затекли, но она берегла его сон. Еще вчера она возмутилась бы, увидев себя полуодетой рядом с чужим человеком. А сейчас она спокойна. Что-то менялось в ней, и она не знала, хорошо это или плохо.

Ей снова вспомнился последний вечер в подмосковном домике с абажуром и гудками электричек. Толстенькая Поля привела ее в тихую комнатку: старенькая деревянная кровать, стол у окна, диван, покрытый ковром, и золотые корешки книг за стеклами дедовского шкафа. Поля осторожно спросила Зойку:

— Вам с ним в одной комнате постелить?

— Что вы! — вспыхнула Зойка.

И Поля, Геннадиева сестра, долго извинялась перед ней.

Видела бы она Зойку сейчас — вежливая Геннадиева сестра!

И никогда Зойка не расскажет Геннадию об этой ночи в тайге, о том, как своим телом она согревала этого человека. Геннадию лучше об этом не говорить — он не поймет. Или только сделает вид, что понял, и навсегда затаит недоверие.

Вдруг Тихонов повернулся к ней и положил руку ей на плечо. Ей стало страшно. Маленькая, беззащитная, полуголая, она затаила дыхание около грузного мужского тела.

Но Тихонов спал, сраженный усталостью.

В неярком свете костра она близко видела его лицо, незнакомое, обросшее щетиной, с резкой складкой на переносице, морщинками у закрытых глаз и обожженными морозом черными скулами. Она смотрела на него не шевелясь, не дыша, словно увидела его впервые в жизни.

На рассвете, сонная, она выползла из мешка. Тихонов крепко спал и даже не пошевельнулся. Она зябко повела плечами. Было холодно, костер догорал и дымил. В сыром тумане темнели деревья, далеко внизу глухо шумела речка.

Махоркин спал у костра на еловых ветках. Она потихоньку укрыла его своим пальто. Он спал по-детски, калачиком, улыбаясь своим сладким снам.

Она сняла с рогатины просохшую юбку, набросила себе на плечи и стала раздувать костер. Пока не занялся огонь, ей было очень холодно. Потом она осторожно натянула унты. Повязки на ногах засохли и покрылись ржавыми разводами. А что было под обрывками косынки, Зойка старалась не замечать, только сопела от боли, когда натягивала на ноги заскорузлые от воды, гремящие, как жесть, собачьи унты.

Присев у костра, она умылась снегом, не спеша застегнула каждую пуговку, одернула и разгладила каждую складку, расчесала волосы.

Потом вытащила из огня консервную банку с кипятком и бросила в нее последнюю, засохшую дольку апельсина, — вот и вся их еда, хотя уже кружилась голова от голода.

Светало, и туман таял. Она в последний раз оглядела себя и свое маленькое хозяйство — пора будить мужчин, все ли в порядке, хозяйка?

И тут за ее спиной громыхнул выстрел.

Она резко обернулась. И сейчас же с раскатистым эхом там прокатилось еще два выстрела: где-то далеко за сопкой, в тайге.

— Тихонов! — закричала она. — Тихонов, там стреляют!

Она изо всех сил тряхнула его за плечи. Он сразу проснулся и выскочил из мешка, как был — в трусах и ковбойке.

— Где стреляют?

— Там, в той стороне!

Поднялся заспанный Махоркин — розовый, белобрысый, с синими глазами юнца.

— Что случилось?

— Там кто-то стреляет!

Тихонов сложил ладони и закричал:

— Ого-го-го!

Эхо откликнулось позади, за речкой, в скалах.

— Эге-ге-гей! — закричал пилот.

— Ау-у! — отчаянно крикнула Зойка, приподнявшись на цыпочки.

Из скал ей ответило тоненькое, писклявое эхо и утонуло в глухом шуме речушки.

— Я действительно слышала! — чуть не заплакала Зойка. — Вон в той стороне, за сопкой.

И там вдруг опять громыхнул выстрел.

— Я же говорила! — крикнула Зойка.