Константин Лордкипанидзе - Клинок без ржавчины

Путник разогнал гусей. Ребенок сразу успокоился, вытер грязным кулачком глаза и смущенно улыбнулся незнакомцу.

— На, — сказал он, протягивая заклеванный ломоть. Калитка ближайшего двора распахнулась, и молодая женщина, стуча кошами по булыжнику, подбежала к ребенку.

— Где же люди? — спросил путник.

— Люди? — переспросила женщина и, взяв ребенка за руку, печально посмотрела на незнакомца. — Людей вешают, братец, — тихо добавила она и указала рукой на крепость.

Еще издали блеснул частокол штыков. Пройдя немного, путник увидел три черные виселицы. Под ними — навоз и соломенная труха. Стражники согнали народ со всех окрестных деревень. Немолчный говор толпы то стихал, то усиливался, как прибой. На крышах ближайших домов и на северном склоне теснились крестьяне.

Поправив котомку, путник выставил локти, как это он делал на ярмарках, пробиваясь сквозь толпу. Крестьяне податливо раздвинулись, уступая дорогу. Видно, им не хотелось стоять близко к виселицам, и, когда кто-нибудь сзади напирал, они охотно расступались.

Проходя между ними, путник чувствовал, что тела у всех как бы одеревенели. И он понимал, отчего это.

Ему показалось, что на склоне крепостного вала просторнее, чем внизу, и он направился туда. На крутом подъеме было скользко, из-под ног скатывались камни.

— Эй-эй! — кричали стоящие у подножия вала и шарахались в сторону.

Здесь галдел базарный люд. На плитах стояли барышники в люстриновых архалуках, скрестив на груди руки.

Путник остановился передохнуть под разрушенной башней.

Внизу, на тропинке, показались школьники. Они шли парами за человеком с редкой рыжей бороденкой на жирном лице. Коротконогий и толстый, он походил на оплывший огарок. Шли торопливо, оживленно переговариваясь.

Это были воспитанники духовного училища. Инспектор привел детей смотреть казнь, чтобы укрепить в их сердцах уважение к начальству, чтобы они росли тише воды, ниже травы.

Инспектор был в парадном мундире, левой рукой он придерживал шпагу и так ожесточенно сопел, что казалось, будто душа его вот-вот расстанется с телом.

Увидев детей, путник нахмурил брови. Внимание его привлек смуглый мальчуган, который старался высвободить свою руку из руки товарища. Тот смеялся и глазами показывал на инспектора. Смуглому мальчику надоела эта игра, он вырвался и стремительно, как капля ртути, юркнул в толпу, Вскоре он снова показался и побежал по косогору. На нем были ладно сшитые сапоги. Он поминутно оглядывался, словно боялся, что там, на площади, что-то произойдет, прежде чем он добежит до башни.

Мальчик то и дело откидывал со лба непокорную прядь волос. Казалось, его живые глаза вот-вот кому-то лукаво подмигнут и он зальется долгим смехом.

Инспектор собрал детей под башней. И только успел присесть, как перед ним вырос человек в широкополой шляпе.

— Почуяли весну, потянулись… — пробурчал инспектор и достал из кармана медяк.

Но рука, протянувшая милостыню, повисла в воздухе.

Нет, не о милостыне говорили умные, строгие глаза незнакомца. И это взорвало инспектора.

— Ну, что прикажете? — насмешливо процедил он, удобно усаживаясь на камне.

— Зачем вы привели детей? Жалко их, — тихо, будто припоминая что-то, сказал незнакомец.

— Что-о-о? — исподлобья, поверх очков, посмотрел на него инспектор. Он показал рукой на виселицы: — Бунтовать вздумал? Тоже туда захотел?

— Уведите, на калечьте детей! — настаивал незнакомец.

Дети, услышав, что их предлагают увести отсюда, недовольно поглядывали на незнакомого человека.

— Кто ты такой? Как ты смеешь? Да я тебя сейчас…

Инспектор вскочил, сжал кулаки и сразу стал смешным, потому что был он как оплывший огарок и кулаки у него были маленькие, как яйцо, которое курица кладет последним.

— Ведут! — закричал кто-то.

И все стоящие на горе всполошились, будто во время землетрясения. Беспорядочно нахлынувшая толпа отшвырнула куда-то инспектора, и школьники, пользуясь этим, разбежались кто куда.

День выдался хороший. Кура пахла землей и сырым лесом. И запах этот был настолько крепок, что заглушал бурный аромат цветущих садов.

Время от времени в садах внезапно вздрагивали ветви. Но не от ветра. Ветви качались оттого, что лопались набухшие почки.

Небо было спокойно, чисто до самых далеких зубчатых хребтов. Казалось невозможным, что такое небо когда-нибудь затмится тучами. Берега Куры бурно цвели миндалем и алычой. Светлые тени ранней весны причудливо шевелились на глиняных стенах домов.