Семен Гехт - Пароход идет в Яффу и обратно

— Значит, неуч стал ученым?

Он кончил мореходное училище, и его признали способным и через пять лет практики сделали капитаном.

— Начинаются сказки-присказки, — заворчал другой. — Если бы я был в Америке, то стал бы Рокфеллером, а в Индии — раджой…

Да, сделалось ясно всем: опытным и усталым людям стыдно мечтать. Кто знает, может быть, права народная пословица, гласящая, что хорошо только там, где нас нет. Возвращаясь домой, старый колонист признался, что хотел бы на один день — хотя бы на один день — заехать в Одессу и посмотреть, что делается на местах его детства и ранней юности. Кто же поселился в доме Ашкенази на Воронцовской улице и на ее божественной даче в конце Французского бульвара, над красноватым обрывом, заросшим ароматным терновником и высокими полынными кустами? Кто живет в доме Блюмберга, Хаеса, Кондиаса? Кто торгует в магазинах Пташникова, Бомзе и Дубинского? Кто работает и управляет на заводах Гена, Попова и в доках Ропита и на складах Юротата? Купаются ли еще в Горячей Луже на Пересыпи, у мельницы Вайнштейна? Что стало с богатыми болгарскими огородами на Полях Орошения? Что делается на Куликовом Поле, на Толчке, на Косарке, на Бугаевке, на Ярмарочной площади? Кто вдыхает запахи сирени, акаций и маслин на дачах Вальтуха, Цудека, Маразли и Натансона? Кто сидит в Городской думе? Кто поет в Городском театре? Кто бродит по Хаджибеевским горам и кто гуляет по саду Трезвости? На Еврейской были меховые лавки, а на Малой Арнаутской — немецкие трактиры и постоялые дворы. Кто там сейчас? На Старорезничной играла в театре Болгаровой Эстер Каминская, на Прохоровской гудела мельница Инбера, в Городском саду управлял оркестром Прибик. Что там сейчас? Стоит ли еще дом на Мясоедовской, 14? В том доме был колодец и хедер. Дети из хедера прозвали колодец священным и рассказывали о нем множество легенд.

На джутовой фабрике часто случались драки, а на Кривой Балке было так жутко, что ночью сюда боялись ходить даже портовые рабочие — люди отчаянные и бесшабашные…

Волна воспоминаний оказалась сильней и быстрей волны шлюзовой. Вспоминая, старый колонист из Кадимо чувствовал, как он тоскует по родине и как растравляет воспоминаниями рану своей тоски. В эту ночь он не осмелился сказать то, что сказал через два дня.

Играя в домино, он так положил камень, что с обеих сторон стало совсем бело.

— Бланш? — спросил сосед.

— Покупайте, — ответил старый колонист, — я же знаю, что у вас бланшей нету.

Сосед покупал «на базаре» камень за камнем и ворчал. И вдруг старый колонист смешал все камни и сказал:

— Я соскучился по дому…

— Вы испортили всю игру! — воскликнул сосед, который тоже был старым колонистом.

Он отбросил свои четыре камня — до этой минуты он тщательно прятал их от глаз партнера — и произнес:

— Вы думаете, мне не хочется домой? Вы думаете, мне не хочется пройтись по старым местам и посмотреть…

С той поры в колонии Кадимо все чаще говорили о своей заморской родине, и тот, кто первый затосковал, даже сложил притчу о домохозяине и бешеной собаке.

Жил домохозяин. Был у него хороший дом и хорошие соседи. Но рядом с его участком жил князь. Были у князя привязанные на цепи бешеные собаки. Однажды к князю пришел его советник. Он сказал: «Князь, верный твоей милости, я подслушал ночью сон наших собак. Они рычат, князь». — «Рычат? — удивился князь. — Ты сам слышал?» — «Да, мой господин. И я заглянул в их поганые челюсти и увидел, что у них растут острые зубы». — «Что же ты советуешь мне сделать?» — спросил князь. Советник ответил: «Господин, надо дать волю их ярости. Дай им двухдневную свободу и натрави на мирных домохозяев». Советник посоветовал, а князь приказал. Было утро, когда домохозяин сидел у себя за обедом, и внезапно к нему ворвались, изрыгая гноящуюся слюну, бешеные псы князя. Домохозяин бежал и проклял свой дом. Часто спрашивали его люди: «Где твой дом?» И он отвечал: «Нет у меня дома, ибо в поганом жилище, которое я некогда считал своим домом, поселились бешеные собаки». Но пока домохозяин жил вдали от своего дома, пришли люди, и они прогнали бешеных собак, и сбили с княжеской головы его золотую княжескую корону.

— Тогда, — сказал старый колонист, — домохозяин вспомнил, что у него есть дом. Очищенный от скверны, он стал для него милее прежнего.

Услышав притчу, кто-то из колонистов сказал:

— Аллегория ваша разгадывается легче Соломоновых. Если князь — это Николай Второй, а бешеные псы — молодцы из черной сотни, то что скажут, по-вашему, те люди, которые прогнали собак, пока вы были тут? Они скажут так: «Вы не помогли нам выгнать псов и потому забудьте о вашем доме. Дом, который некогда был вашим домом, уже не принадлежит вам…»