Семен Гехт: Три плова

Утром в парикмахерской на Балаханской улице, как всегда, небритые люди ссорились порой из-за очереди; днем стало тише, а к вечеру парикмахерская и вовсе опустела. Заскучавшие без работы мастера и подмастерья выбрались из душного помещения на улицу, расставив прямо на тротуаре стулья. Мимо проносились то низкорослые машины, то пузатые фаэтоны; шли с узелками прохожие - всё больше женщины. Парикмахеры гадали, что у кого в корзине или в узелке. Люди шли с поезда, поезд прибыл из Ганджи, а в Гандже открылась сегодня ярмарка.

Город Баку зажигал свои огни: на горе, на набережной, справа, слева. Огни светились также среди моря. Озарилось полукружие Биби-Эйбата. Сияли фары автомобилей, словно подметая белыми огнями асфальтовые дороги. Неярко мерцали огоньки медленно и с пыхтением тащившейся по узким рельсам «кукушки». Недвижны были огни промыслов, слившиеся в какие-то многоэтажные светильни. А на дальних холмах огни одинокие - изыскатели бурили там новые скважины. Непрерывные огни береговой полосы были огнями крекингов и кислотных заводов.

- Поезжай куда хочешь, - сказал подмастерью мастер,- столько фонарей, как в нашем Баку, нигде не найдешь.

Мастер не врал, хотя чуть не в каждом городе услышишь, что таких проспектов или парков нигде не найдете, а присмотришься- и проспект невелик и неширок и парк жидковат… Но Баку в первой половине 30-х годов освещался действительно лучше Ленинграда и даже перещеголявшей его потом Москвы.

Зеленые и красные огни на железной дороге, цепочка огоньков в крепости, великолепный амфитеатр огней Апшеронского полуострова…

По очень шумной в вечерний час Балаханской улице бежал в свете огней смуглый бакинец в поношенной лохматой куртке и больших бутсах, высохших от солнца и пыли. Один из парикмахеров покачал, насмехаясь над бежавшим, головой.

- Ай, как спешит человек, как торопится! Можно подумать, что он боится опоздать на собственную свадьбу.

Другой парикмахер посмотрел на руки бежавшего:

- Видно, не с ярмарки. Совсем без поклажи.

Когда же так сильно торопившийся куда-то человек поравнялся с парикмахерами, мастера удивились:

- Это же Рамазан!.. Эй, Рамазан! Зачем так мчишься, дружок Рамазан Алиев?

И человек остановился, а когда узнал окликнувших его, поздоровался с одним из парикмахеров, улыбнувшись дружелюбно и другим.

- Ох, как я спешу домой, Гудрат! Хотел бы послушать, как ты живешь, как жена, как сын, как дочка, да некогда.

- Раз ты торопишься домой, значит, у тебя есть новости,- догадался Гудрат.

- Хорошие новости! - весело ответил Рамазан. - Просто очень хорошие новости! Совсем хорошие новости, Гудрат! Прошу тебя, дорогой, не задерживай меня. Надо поскорей обрадовать стариков. Мать до сих пор не знает такой замечательной новости.

Он нетерпеливо вырвался из рук парикмахера, затерявшись сразу в гудевшей на разные лады толпе, но, пробежав с полсотни шагов, воротился назад. Отозвав Гудрата в сторонку, он что-то шепнул ему и, еще более взволнованный, повеселевший больше прежнего, снова нырнул в празднично суетившийся вечерний уличный поток.

Рамдзан бежал дальше, не поднимая глаз: на каждом перекрестке мог случайно задержать его еще какой-нибудь знакомый человек - это же Балаханская улица! А щедрый город Баку продолжал зажигать огни, и, когда осветились верхние дороги, идущие к Арменикенду и Лок-Батану, парикмахеры закрыли свои заведения. Но, прежде чем опустить железную штору, Гудрат рассказал товарищам, что Рамазан Алиев пригласил его на плов. Пирушка состоится завтра в домике отца Рамазана, на Крайнекривой улице. Алиев поступил на транс-порт. Он давно хотел поступить на транспорт, и вот он поступил. Его взяли стрелочником на станцию Баку.

- В последний раз, - сказал Гудрат, - я ел у Алиева плов много лет назад. Сама Миранса пришла за мной.

Гудрат учился с Рамазаном у муллы Габибе, затем у Али-Аббаса и потом у муллы Ганифа. Пятнадцать мальчиков учились по-арабски и по-фарси. Они ничего не понимали ни по-арабски, ни по-фарси, но им велели в девять месяцев закончить чтение корана. Ученик Рамазан закончил чтение корана в положенный срок; старая Миранса, мать Рамазана, узнав об успехах сына, пригласила всех его товарищей.