Семен Панов - Три суда, или Убийство во время бала

Я уже ложился спать, в надежде отдохнуть после нескольких часов усидчивой работы, как кто-то постучался ко мне в дверь.

— Кто там? — спросил я.

— Частный пристав Кокорин! — отозвался голос из другой комнаты.

Удивленный таким поздним появлением лица, с которым я обыкновенно виделся по утрам и только по служебным обязанностям, я предположил, что ему не просто вздумалось побеседовать со мною. Я накинул на плечи халат и отомкнул дверь.

Кокорин вошел с видом человека, сильно озабоченного.

— Уже первый час ночи, — сказал я ему. — Что за причина вашего посещения? И чем могу служить?

— Извините, дело спешное, я являюсь сюда по приказанию полицеймейстера [1] Полицмейстер — в Российской империи начальник полиции во всех губернских и других крупных городах. …

— Да прежде скажите, как вы прошли к моей комнате? Я не слыхал звонка.

Привычный, по моему званию, к беспрестанным происшествиям, я не горел особенным нетерпением немедленно узнать, в чем дело.

— Слуга ваш забыл запереть двери…

— Понимаю. Прошу садиться. Вы говорите — вас прислал полицеймейстер?

— Он приказал доложить вам об ужасном происшествии. У Русланова на балу убили дочь его, девицу Елену Владимировну…

— Может ли быть? Когда?

— Полчаса назад.

— Убийца задержан?

— Убийца неизвестен. Вас все ждут. Мы и протокола не составляли. Полицеймейстер распорядился, чтобы никого не выпускали из дома до вашего прибытия. Я приказал заложить экипаж.

Пока я одевался, пока секретарь мой собирал в портфель канцелярские принадлежности, частный пристав рассказывал:

— Сегодня у Русланова бал по случаю помолвки его дочери. Гостей собралось много; там теперь весь город и все уезды.

— Дочь Русланова должна была выйти, кажется, за Петровского? — спросил я.

— Так точно. Он там же. В разгаре танцев невеста почувствовала себя дурно и пошла в свою комнату освежиться. Не прошло пяти минут, как раздался крик. Петровский и многие из гостей бросились к ней. Ее нашли на кушетке умирающею.

— Что она: отравлена, задушена?

— Зарезана.

Я пожал плечами.

— И никаких следов?

— Никаких! Сколько я мог понять из слов полицеймейстера, который был на балу, — никаких!

Пришли доложить, что экипаж готов, и мы отправились. Скоро лошади остановились в одной из соседних улиц, около подъезда большого дома, из окон второго этажа которого лился яркий свет. Мы заметили несколько лиц, прислонившихся к стеклам и, вероятно, нетерпеливо ожидавших моего приезда; швейцар отворил двери.

Я поднялся по лестнице, богато изукрашенной и уставленной растениями. На верху ее стояло несколько мужчин во фраках. Увидав металлические пуговицы моей форменной одежды, один из гостей быстро удалился, но не успел я дойти до бальной залы, как удалившийся возвратился снова под руку с полицеймейстером, полковником Матовым.

Этот последний, пожимая мне руку, сказал:

— Ну, Иван Васильевич, и голову потеряешь! Что за причина: ничего понять нельзя! Во всем городе все тихо и смирно, и вдруг — где же? — на балу — убийство! Среди многочисленного собрания! И концов нет…

— Пока за мной ездил Кокорин, вы ничего не смогли разузнать?

— Ничего.

— А гости не разъезжаются?

— Я просил всех обождать вашего приезда; кто знает, не окажется ли между ними виновного.

Мы шли по зале. Целый рой дам в бальных туалетах мелькал перед моими глазами. Иные ходили взад и вперед; другие сидели или стояли.

Мужчины, густою толпою собравшись в кружок, передавали друг другу свои предположения насчет таинственного происшествия. Музыканты сошли с хоров и чего-то ожидали. На лицах мужчин я видел любопытство, на лицах дам — недоумение и ужас. Ко мне подошли несколько человек мужчин, прося освободить дам от тяжелой необходимости дожидаться составлении какого-то акта, до которого им нет дела.

Я соглашался внутренне со справедливостью такого требования. Но, во-первых, мне еще ничего не было известно, и Матов мне ничего не передал о своих распоряжениях, кроме того, что все выходы из дома заняты городовыми [2] Городовой — низшим чин полицейской стражи в столичных, губернских и уездных городах в Российской империи. , а между посетителями могли быть свидетели, показание которых представило бы существенную важность для начала следствия; во-вторых, такое распоряжение входило в состав не моих, а полицейских функций; а потому я попросил адресовавшихся ко мне обратиться к полицеймейстеру. Но этот последний уже ушел за понятыми, без которых, как известно, не совершаются осмотры.