Александр Осипенко - Огненный азимут

— Ага, понятно, — сказал лысоватый. Челюсть у него отвисла, словно сразу отяжелела. — Надеюсь, как культур­ные люди, мы поговорим без всяких эксцессов.

"Вот кто это — адвокат Люлин", — вспомнил Коршуков.

— Я ничего, — торопливо, словно извиняясь, сказал Коршуков. — Я за вещами пришел.

Минут через двадцать он вышел с чемоданом на темную лестничную площадку. Альбина догнала его, взяла за рукав.

— Ты бросил бы меня, все равно бросил, — говорила она. — Ну, еще пять-шесть лет...

— Я не против, — ответил Коршуков и торопливо пошел вниз по лестнице.

Дней через пять его послали в Тишковку уполномочен­ным сельсовета. Работы тогда хватало. Тишковский колхоз едва скрипел, вот-вот развалится. А родная Коршукову Ходынка по-шля­хетски, напоказ, жила весело и шумно. Жизнь, как на чашах весов, то поднималась к колхозам, то опускалась в прошлое, к единоличной деревне. Коршуков воевал за колхозы... По­бедил... И вот теперь все пошло прахом.

...Женщины принесли первые надои. Жена Туркова, небольшого роста, стройная, как девушка, выливая молоко в молокомер, сказала низким грудным голосом:

— Станислав Титович, что же это делается? Надои все растут... Не стрясись война, залились бы молоком. Это ведь от одной только Ласки...

Коршуков бросил взгляд на рейку молокомера. Одинна­дцать литров! Вот так Ласка! Не будь войны, получила бы нынче на выставке золотую медаль.

Эту Ласку он маленьким теленком привез из племхоза, выходил ее. И не напрасно старался — была бы рекордсмен­ка. Шестой теленок от нее ходит в стаде, и все породистые, в мать. Да и все стадо — не простушки, а холмогорки, буро­-красные латвийки. Что ни корова — биография. А Лешка говорит — бросить. Он не наживал. Ему говорить легко. Ни­чего он не понимает. Такое стадо вырастить, нужен не один год. Бросить — просто.

Легкой походкой подошла с ведром Ядвися. Длинные бро­ви аккуратно выщипаны, подкрашены карандашом. В глазах искринки смеха.

— Чего хмуришься, председатель! Моим бабьим умом понимаю — домой возвращаться нечего. Будем кочевать, как цыгане. Больно уж мне понравилась такая жизнь.

— Выливай молоко, — устало проговорил Коршуков, но как-то сразу повеселел.

Потом однообразно гудел сепаратор. Женщины ведрами носили молоко. Коршуков вел учет. Все шло, как обычно, в строгом порядке. По привычке люди работали дружно. Только Лешка ленился и время от времени поглядывал на озеро.

Коров подоили, когда совсем стемнело. Женщины сразу сбегали на озеро, сполоснули подойники, потом начали раздеваться. В темноте белели их фигуры. Слышался смех, веселая возня.

Парни тоже спешили закончить работу. Не терпелось и им поскорей окунуться, смыть горячую въедливую пыль. Но Коршуков снова нашел занятие — надо пересчитать стадо, напоить ягнят.

За последние дни тишковское стадо выросло вдвое. По пути домой встречалось немало брошенного колхозного ско­та. Коршуков каждый рае ворчал, ругался: "Хозяева, лихо их матери, побросали скот! А что они будут делать, когда наши вернутся?" Вместе с парнями Коршуков отбирал луч­ших коров и овец, присоединял к своему стаду.

Пока считали скот, женщины приготовили ужин. Ели под звездным небом. После ужина Коршуков прилег на возу лицом вверх. Над головой двоился Млечный Путь, мигали звезды. "Ночь, а тепло. Весна была дождливая, холодная. Теперь же теплынь. Наверно, в полях наливается рожь и пше­ница тянется кверху! Давно не бывало такого лета. Начался ли сенокос? Ефим, правда, человек солидный, но и над ним хозяйский глаз нужен. Ничего, завтра буду дома, ежели что не так, подправлю. Сено подальше от дорог стоговать надо. Немцы по дорогам отступать будут и со злости чего не сде­лают. А такое стадо прокормить не шутки! Коров в лесу пока спрячем, в Ходынском рву. Черта с два их немцы най­дут. А там осенью и наши подоспеют. Вот тогда пусть поза­видуют те, кто весь скот разбазарил. Хватит и государству и колхозу".

О себе Коршуков не думал. "Не так страшен черт, как его малюют. Переживали и не такие напасти. И немцев пере­живем. Галай после войны шуметь будет. Конечно, будет. А я ему козырного туза на стол. Кто в районе столько скота сберег? Никто. Ага! Думаешь, легко было такое стадо со­хранить? А сохранил все же, верил, что немцы долго не про­держатся. Хозяйство разрушали те, кто в победу не верил. А я верю. Наполеон тоже пер на Москву галопом, а назад удирал еще быстрее. Гитлер не Наполеон. Котенок он против льва".

От таких мыслей становилось светлее и спокойнее на душе. Он, Коршуков, умеет предвидеть. Хозяину иначе и жить не стоит. Какой ты хозяин, если дальше своего носа не видишь. А он, Коршуков, видит. Это Лешке решить все очень просто. Он на всем готовом рос.