Михаил Никулин - Повести наших дней

Увидев вошедших, он остановился.

— Стой, сатана! Разыгрался, проклятый сын! — крикнул он, одергивая коня за повод.

Хвиной и Федор, держась на расстоянии, сняли фуражки.

— Здорово живешь, Аполлон Петрович, — приветствовал Хвиной хозяина.

— Доброго здоровьица, — сказал Федор Евсеев.

— Слава богу, — глядя в землю, отвечал Аполлон.

— Куда собрался ехать? — спросил Хвиной.

— Думал, да, верно, не придется. На общество надо.

Отвечая, он по-прежнему, смотрел вниз и в сторону.

— Как же так?.. Говоришь, что общество будет, а хуторской полицейский с наказом не ходил, — обронил Федор Евсеев.

— Знытца, общество будет. Раз говорю, то и будет, — скороговоркой ответил Аполлон.

— На обществе-то о чем разговор пойдет? — спросил Хвиной.

— Надо, знытца, в Зыковом логу пруд запрудить. Нам со Степаном, хоть кричи, надо! У меня там сто десятин земли, у Степана с полсотни наберется. Лето и осень там работаем, а быков поить негде.

— А нам-то, Аполлон Петрович, пруд в Зыковом не нужен. У нас земли там нету, — необдуманно сказал Федор Евсеев.

Хвиной незаметно наступил свату на ногу, хотя этот явный промах исправлять было уже поздно. Аполлон небрежно улыбнулся:

— Нет, знытца, Федор, не так ты рассуждаешь. Нет у тебя животины, так ты ее наживи. Ты вот приторговываешь на рынках скотинкой, так? Умней торгуй, не ленись, не разгульничай! — вразумлял Аполлон, раздражаясь и хмуря седеющие брови.

— Понятно, пруд каждому нужен. Нынче у меня нет скотины, а завтра она, может, и будет, — примиряюще сказал Хвиной.

— Так-так, — подхватил Аполлон. — Ты, знытца, Хвиной, зачем пришел?

— Петьку в погонычи отдать надобно. Зяби хочу заработать.

— А ты, Федор?

— Деньжат занять. На калоши дочери… Выручи, Аполлон Петрович.

— Знытца, подождите, а я сейчас.

Пустив коня за ворота, Аполлон ушел в курень, а Хвиной и Федор остались на месте. Переступая с ноги на ногу, они долго молчали. Затем Федор Евсеев, быстро позабыв о своей неловкости, стал посмеиваться над сватом Хвиноем:

— Завтра приду к тебе, а у тебя — полный баз скотины. Наживешь ее…

Хвиной молчал. Ему было не по себе, хотелось скорее уйти, скорее вырваться на волю, вернуться домой, к тому серому, бедному, чем жил он каждый день и что сейчас казалось не таким уж тяжелым.

Из куреня послышалась брань Аполлона. Один из его работников, выскочив без шапки на крыльцо, побежал к гумну. Вслед за ним вышел и сам хозяин. Сойдя с крыльца, он поманил к себе Хвиноя и Федора и, когда они подошли, сказал:

— Погоныч мне нужен. Ты, Хвиной, присылай Петьку. Знытца, работа ему найдется.

Он улыбнулся вскользь и уже строго обратился к Федору:

— Денег нету, Федор. Нету их. Откуда они?.. Можешь вот эту взять. — И достал из бокового кармана пиджака синюю хрупкую бумажку: — На вот… Только не забудь и мою просьбу: пришли жену и девку обмазать сараи. Высохнет обмазка — пришлешь побелить.

— Пришлю. Прислать жену и девок дело нехитрое. Только ты, Аполлон Петрович, займи еще хоть столько же, — настаивал Федор Евсеев.

— А на обществе хорошо пошумишь? Пошумишь, чтобы пруд прудили и чтоб рабочих напряжали не с рогатого скота, а с души? С души, знытца! — твердо повторил Аполлон.

— Дашь, так и пошумлю! — нагловато усмехнулся Федор Евсеев и, получая вторую бумажку, спросил: — А когда же на общество?

— Сейчас и идите туда! Я подъеду.

…В просторной горнице атамана, куда вошли Хвиной и Федор Евсеев, теснились старики. Длинный стол, покрытый цветастой клеенкой, одним концом упирался в передний угол, заставленный иконами в светлых ризах. Под иконами сидел сам атаман Иван Богатырев, казак лет сорока пяти. Отец его был крепким хозяином, и Иван Богатырев, к которому перешло хозяйство, сумел сделать его еще крепче.

С военной службы он пришел урядником на старшем окладе, был хорошо грамотным, умел вести себя с начальством, и потому его избрали хуторским атаманом.

По левую руку атамана сидел Аполлон, по правую — Степан, древний старик с окладистой бородой, одетый в темно-синий мундир с серебряными галунами на воротнике и рукавах.

Подальше разместились по лавкам и табуретам менее зажиточные казаки.

В горнице непринужденно разговаривали, посмеивались.

Поднявшись, атаман постучал ладонью по столу, и наступила тишина.

— Вот что, — сказал он, расправляя русые пушистые усы. — Общество собрал не зря. Зря никогда не собирал. — И самодовольно усмехнулся. — Теперь к делу. А дело немалое и важное. В Зыковом логу у нас нету пруда, а пруд там нужен. Стало быть, надо запрудить. Тут крути не крути, а прудить надо…