Лазарь Карелин - Младший советник юстиции [Повесть]

Далекие, неясные голоса вдруг стали громче, и Трофимов услышал, как кто-то, по-видимому диспетчер бумажного комбината, надрываясь, выпытывал у своего собеседника, когда же наконец придут обещанные машины. Потом его голос сменился другими.

Вскоре Трофимов был посвящен в то, что делалось у сплавщиков на рейде, на сколько выполнили план лесорубы, как идет подготовка к сбору урожая в колхозе «Заря коммунизма», куда запропал буксир «Комсомолец». О капитане этого буксира Белкине Трофимов узнал даже, что он наверняка получит выговор за свои слишком долгие стоянки у села Искра.

— Нашел время невесту навещать! — возмущался кто-то густым баритоном. — Катер простаивает, а он…

Снова заговорила телефонистка и опять потребовала у Трофимова минуточку терпения. При других обстоятельствах его это, пожалуй, и рассердило бы, но сейчас он был рад случаю, который позволил ему услышать такой живой и деловито-озабоченный голос своего района.

Вдруг в трубке все стихло, и откуда-то издалека до слуха Трофимова донесся тихий-тихий девичий голос:

— Прокуратура? Это прокуратура?

— Прокуратура слушает, — ответил Трофимов.

— А Петра Бражникова случайно там нет? Нельзя его попросить? — с надеждой в голосе спросила девушка.

— Нет, — сказал Трофимов. — К сожалению, нет. Это не Даша Осокина со мной говорит?

— Даша… — послышалось издалека печально и тихо.

— Здравствуйте, Даша! — сказал Трофимов. — Не огорчайтесь, он вам позвонит. Что ему передать?

— Это товарищ Трофимов? Здравствуйте… Нет, ничего не надо передавать… — Даша вздохнула. — А не знаете, когда он снова к нам приедет?

— Знаю, Даша. Очень скоро приедет.

— Ну, тогда поклонитесь ему, — повеселевшим голосом сказала Даша. — Скажите, что Даша Осокина звонила. До свидания…

Трофимов услышал, как Даша повесила трубку.

Он тоже положил трубку и отсутствующим взглядом посмотрел на Швецова.

— И здесь помогаете? — улыбнувшись, негромко спросил Швецов.

— Пытаюсь…

— Знаете что, Сергей Прохорович? — решительно поднялась Власова. — Идите-ка вы домой. Мне все равно еще несколько часов придется здесь поработать, так я заодно и Леониду Петровичу помогу. Идите. — И Власова, мягко взяв Трофимова за локоть, показала ему глазами на дверь.

Трофимов оглянулся на Швецова. Тот, склонившись над письмами, казалось, ничего уже не слышал. Трофимов крепко пожал Власовой на прощанье руку и пошел к выходу.

Он быстро шел по пустынной в этот поздний час улице. Шел и чему-то улыбался, а в ушах у него все еще звучал тихий девичий голос. И, может быть, именно Даша подсказала ему сейчас те слова, которые он тщетно искал и не мог найти, когда говорил вчера с Мариной. Это не были какие-нибудь особенные слова. В них не было ничего торжественного, необычайного. Но каждый раз, хотя слова эти существуют много тысячелетий, люди произносят их с удивлением, как новые и необыкновенно прекрасные…

Улица, по которой шел Трофимов, круто взбиралась на холм, возвышавшийся в центре города. Здесь Трофимов остановился. С вершины холма хорошо был виден весь город — его большие новые дома, его древние церкви, его сбегающие к реке улицы.

Отсюда хорошо был виден и комбинат, огни которого уходили далеко в тайгу.

Тайга эта, со всех сторон подступавшая к Ключевому, была теперь знакома Трофимову. Он знал, что и там, в глубине дремучих лесов, живут и трудятся советские люди, что и там есть заводы, колхозы, прииски, что даже в самых глухих уголках есть школы, больницы, библиотеки.

Только крохотная частица родной земли была видна сейчас Трофимову, но и то, что он видел, поразило его своей величественной красотой.

«Что же будет здесь уже через несколько лет?» — подумал Трофимов, и на мгновение представился ему город, о котором мечтал на листах своего проекта Белов; город широких улиц и прекрасных зданий — школ, институтов, театров; старинный город, преображенный трудом советских людей — строителей коммунизма; город завтрашнего дня со скромным именем — столица района. И таким дорогим было для Трофимова все это, такое глубокое и большое счастье пришло к нему в этот миг, что он твердо ощутил вдруг, как плохо придется тем, кто осмелится снова поднять руку на его счастье, на счастье миллионов таких же простых людей, как и он.