Мария Прилежаева - Удивительный год

Прошка взял книгу. Всё-таки у него радостно стукнуло сердце при виде пёстренького переплёта: «„Школьные товарищи“. Из дневника ученика городской школы. Сочинение Эдмондо Де Амичиса. Перевод с итальянского А. Ульяновой».

Он сунул за пазуху повесть Де Амичиса.

Курсистки в бархатных шапочках сочувственно переглянулись, что, мол, парень рабочий, в университетах не учился, пускай себе читает.

«Эх, вы, знали бы, какие я книжечки читывал!»

Он мог бы познакомиться с ними. В библиотеке нередко знакомства завязываются у каталогов, где постоянно толкутся читатели, ищут названия нужных книг и обмениваются мнениями, будто в каком-нибудь клубе.

Именно здесь, в библиотеке возле каталогов, Прошка познакомился с Петром Белогорским. Он был студентом, лобастым, растрёпанным.

«Из горного института», — определил Прошка по петлицам и пуговицам тужурки. Выбрали книги, вышли из библиотеки вместе. Разговорились.

В первый же вечер Белогорский спросил:

— Ты слышал, как мы, студенты, бастовали против правительства?

Прошка слыхал, но не очень. Смутно слыхал. Пётр Белогорский рассказал Прошке, как смело бастовали студенты, требуя от правительства свободы слова и сходок, а министр внутренних дел Горемыкин выпустил на студентов отряд конной полиции с плётками.

— Горемыкин — подлец и палач! — сказал Белогорский, оглянувшись, не слышит ли кто.

За разговорами они весь вечер проходили по улицам. Вечера три так ходили, и Белогорский говорил о студенческих сходках и стачках, о светлых личностях Карле Марксе и Энгельсе, о блестящем талантливом публицисте Михайловском, но другого направления, чем Маркс. Белогорский спросил:

— Желал бы ты встретиться с политиками?

Конечно, Прошка желал.

И вот он идёт на встречу с политиками и неизвестно, что там его ожидает и чем всё это кончится. Но какой, однако, неорганизованный он человек! Зачем его понесло в библиотеку? Неужели нельзя было потерпеть до завтра? Теперь на целый час опоздал из-за книжки Де Амичиса.

Твердя про себя адрес и имя, кого надо спрашивать, он без передышки взбежал на третий этаж и остановился отдышаться у двери. На двери, обитой для тепла коричневой кожей, табличка. На табличке полное имя и фамилия: «Екатерина Дмитриевна Кускова». Открыто так и написано. А у неё сегодня собирается тайный кружок! Но так как с тайными кружками Прошка до сих пор не знавался, то, недолго раздумывая, нажал кнопку звонка. В прихожую выбежал Пётр Белогорский, разгорячённый, в студенческой тужурке нараспашку.

— Явился? Молодчина! А я беспокоюсь, отчего его нет, струсил мой пролетарий?

И потащил Прошку в комнату с пёстрым ковром во весь пол, роялем и камином, где в жарком ворохе углей вспыхивали и ползли синие змейки.

— Господа! — прокричал Белогорский, вводя Прошку. — Знакомьтесь, мыслящий представитель российского рабочего класса! Екатерина Дмитриевна!

Он подвёл Прошку к Кусковой. Она была молодой статной дамой, черноволосой, в чёрном шёлковом платье. Стояла, окружённая молодыми мужчинами в студенческих тужурках и пиджаках с манишками, и курила тоненькую папироску, стряхивая пепел прямо на ковёр.

— Покажите мне его! — звучным голосом сказала Екатерина Дмитриевна. — Вы Прохор? Слышала, говорил о вас Белогорский. Господа! Какое имя, глубинное, русское! Из типографских рабочих? Господа! Как раз для типографских рабочих типично тянуться к нашему движению. Наиболее думающая публика среди русского рабочего класса. Здравствуйте, Прохор! Я Кускова. Будем знакомы. Идите к нам. Мы вам рады. Товарищи, кто-нибудь, дайте ему чаю.

Кто-то из студентов вышел в соседнюю комнату, принёс стакан чёрного чаю. Прошка побоялся оставить свою библиотечную книгу в прихожей, ему неудобно и непривычно было пить чай стоя да ещё с книгой под мышкой и стеснительно от взглядов незнакомых людей.

— Не будем его смущать, — сказала Кускова, — Пейте чай, Прохор. Осваивайтесь. Господа, не смущайте его. После он расскажет нам, что, по его мнению, нужно рабочему, к чему стремится рабочий. — Но она не стала ждать Прошкиных мнений и сама принялась говорить: — Господа! Рабочего не интересует политика.

«Вот так так!» — удивился Прошка. Как раз его интересовала политика. Из-за политики он сюда и пришёл.

— Да! Да! — восклицала Кускова, читая на его лице несогласие. — Я говорю о массе, я не имею в виду исключения. Господа! — сверкая глазами, призывала она. — Наша священная цель — добиваться лучшей жизни для рабочего класса! Наш рабочий тёмный, забитый.