Сергей Гуськов - Пути и перепутья

По различным комитетским делам он всю дорогу, пожалуй, больше всего и разговаривал — то с одним, то с другим, то с третьим. Как будто спешил воспользоваться тем, что на природе люди и прямодушнее и податливее, чтобы они — если уж по Платону! — тоже делами его да заботами «забеременели».

От его деловых разговоров я отключался, да и отвлекали другие разговоры вокруг, — они ведь шли по всей колонне, уже тихие из-за усталости, очень пестрые, но как будто оплетали всех и Олега во что-то единое, целостное, как то самое «ур-ра-а!», с коим, достигнув наконец цели, рванулись мы как в атаку на вспыхнувший вдруг во тьме в честь нашего прибытия гигантский костер.

Вместе со всеми на его жаркий свет мчался и я, но уже подступало, брало за горло, чтобы наконец открыться мне, и мое неотвязное бремя.

У костра первым делом схватились за рюкзаки, «сидоры», авоськи — извлекать съестное. Располагались группами, большими и малыми, иногда даже цехами, как вокруг Найденыша. Олег, довольный, наблюдал, как устраивается на еду и ночлег его усталая дружина. Я подошел к нему, а за мной подсоединились и Света с Зойкой.

— Значит, так, — деловито сказала Зойка, развернув на траве прихваченное Олегом одеяло, доставая из его мешка хлеб, зеленый лук, вареную картошку и яйца. — Вы для нас мужи слишком серьезные, старые, лопайте одни, а Светочку я от вас уведу: девчонки просили… Пойдем, Свет, у нас очень хорошая компания…

— Ускакала… — сердито буркнул Олег, поглядев в спину сестры. — А я только настроился показать ей телеграмму… Ну, ничего, успеется! Главное, что ее капитан, наверно, уже в пути.

Поел Олег, как и все в их семье, быстро, по-птичьи и сразу встал, зевнув, размял плечи:

— По табору похожу — кто, что? Смотри-ка, уже рассветает… Красотища!

Костер догорал. Лагерь затих, хотя никто не спал. Может, дожидались солнца. Так и сидели, где кто поначалу устроился. Олег переходил от одной группы к другой — где присядет на корточки, где постоит.

Вернулся быстро:

— Не спят, черти, — проворчал, пряча в мешок остатки провизии. — Говорят, еще выспимся, день длинный.. А нам, Васька, надо вздремнуть… День-то, правда, большой, но программа наша еще больше — скоро ее начинать.

Он встряхнул одеяло, но только присел на него, как рядом, будто с ветки спорхнула, опустилась Светка.

— Ох и накормили меня — невероятно!.. Можно, посижу с вами? С девчонками скучно стало. А мне вообще с парнями интересней. Они пооткрытей и определенней… Хотя и не все! — Она мельком взглянула на Олега и коротко рассмеялась, потом спросила — жалостливо, как напроказившая девчонка: — Олег, ты, правда, на меня не сердишься?

— За что?! — изумился он.

— За то, что там, у Елагиных… Ну, насчет Нади… Что в поход навязалась, мешаю твоим стратегическим замыслам.

— Мешаешь? — Олег слегка покраснел.

— Не знаю… — вдруг тихо и совершенно потерянно сказала она. — Я, кажется, толком еще ничего о себе не знаю… Меня почему-то многие считают отчаянной, я раньше этим даже гордилась. Гордилась, что как одна осталась, не хныкала и не ныла… Невероятно!.. Мне бы слезу пустить, а я смеюсь или дерзости несу… Наверно, в детдоме к этому привыкла. Там ведь никто не плакал, как сговорились. А вчера, понимаешь… Вчера я разревелась, как дурочка… И при всех — при Володьке, при Петре Кузьмиче с Елизаветой Александровной…

— Лизонька вернулась?! — обрадовался Олег.

— Ну да! Мы с мамой Кларой из больницы ее и привезли.

— С кем?!

— С Цыпой, если угодно! — как за себя, обиделась Света. — Вы ж так ее кличете?.. Приехали мы к Елагиным. Чтобы поднять всем настроение, мама Клара стряпню затеяла. Самовар поставили. Хорошо так было вместе, тепло… Может, впервые после войны. Вот я и разревелась!.. Ты не знаешь, Олег! Володьку на днях московскому профессору показывали. Три врача их было… Стали они после осмотра в другой комнате совещаться и все твердят: тумор, тумор… Я профессора на лестнице догнала: «Значит, опухоль у него?!» Тот признался: есть все признаки, но, чтобы определить точно, нужна черепная операция. В Москве… Я не знаю… Может, я не права… — Света нервно передернула плечами. — Но Петру Кузьмичу я об этом пока ни слова. Только маме Кларе…

— М-мда! — Олег медленно, будто сам того не замечая, стянул с себя старенький, еще довоенный пиджачок, накинул на Светкины плечи. — Ты права — нельзя им пока ничего говорить. А в Москву, если надо, и без них свозим. — И вздохнул: — Эх, Володька, Володька…

Светлана затихла — видно, согрелась и задремала, а потом, как спросонья, проговорила: