— Так?! То?!
О, ей тоже сродни был артистизм!
— То самое! — просиял Лосев. — Хотите ко мне в ассистенты режиссера?
Женщина-медленно улыбнулась, взглянула на Лосева как на ровню себе.
— Ну зачем же?
В этих медленно вышедших из ярких губ словах прозвучало превосходство.
— Ваша правда, вы уже не ассистент, — построжал Лосев. — Пожалуй, мы коллеги. Или и тут я заношусь?
Женщина не ответила. Глядела на него и улыбалась. Вдруг, как фокусник, щелкнула пальцами, и из-за ее спины выскользнула совсем юная жрица еще пока в дешевеньких украшениях, но зато с роскошными яствами на подносе.
Графин с пивом и тарелка с сыром — это была дань прошлому, а икра, а замысловатый башенный салат, а помидоры, обложенные призмами из льда, а еще там что-то и что-то и, наконец, бутылка шампанского, и тоже в ледяных торосах, — это была дань настоящему.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал Лосев, глядя, как его прошлое и его настоящее устанавливаются на столе руками директрисы. — А все-таки в вас погиб режиссер.
— Надо же кому-то и людей питать, — сказала дама. — Ну-ну, репетируйте.
Она поплыла от стола, ее помощница упорхнула.
— А что мы репетируем, Андрей Андреевич? — спросила Таня.
— Пустое! Это она сболтнула для светскости. — Лосев вдруг помрачнел. — Или, может быть, я сболтнул, когда заказывал пиво и сыр. Как объяснить такой каприз? Мол, для нужд кино — и все всё делают.
— А как объяснить такой каприз? — спросила Таня. — Вы всегда всем представляетесь или вас узнают?
— Узнают.
— За эти ваши рольки или как режиссера?
— По совокупности, как считаю. Нет, Таня, это не каприз. Это все вы виноваты, уж очень вы похожи на свою маму.
— И мы сейчас там, в какой-нибудь тогдашней «Фирюзе»? И нас мучает жажда? Кстати, очень хочется пить. — Таня протянула руку к графину, налила в бокал пива и стала пить, обливая подбородок, и сразу же налила и Лосеву пива и протянула ему бокал, сверкнув влажными зубами. — Пейте же!
Он смотрел на нее, приподнявшись. Он замешкался, когда принимал из ее руки бокал. У него были движения ослепшего человека.
— Только та разница, что она обращалась ко мне на ты, — сказал он.
— Вы ошибаетесь, мама была другой. Вы забыли ее. Пейте же.
— Мы пили из граненых стаканов, — сказал Лосев.
— Мама рассказывала, что тогда в Ашхабаде всюду продавали красную икру и коробки с крабами.
— Но не всегда был хлеб.
— У нее было только одно приличное платье. Она лишь меняла воротнички.
— Она казалась мне очень нарядной.
— А туфли, туфли! Мама рассказывала, что у нее были одни-единственные туфли, латаные-перелатаные.
— У нее была очень легкая походка, но я не помню, какие у нее были туфли.
— Нет, вы не забыли ее. Но только вы преувеличиваете наше сходство.
— Так ведь все же говорят.
— Это на первый взгляд. А у вас не первый взгляд. Хотя вы почти меня не видите. Смотрите в упор, но мимо меня. Вы там сейчас?
— И там и здесь. Вы не правы, Таня. Я не забыл вашу маму, я знал ее, вам неведомую. Еще до вас. Сколько вам лет?
— Я же говорила — двадцать семь. Показать паспорт?
— Паспорт может и соврать.
— Господи, вы думаете, что я ваша дочка?! У вас есть дети?
— Нет.
— И вдруг взрослая дочь. Никого не было — и вдруг родная дочь. Как интересно! Какой сюжет для сценария! Современная мелодрама! Кассовый фильм! А вы говорите, у вас нет сценария.
— И нет дочери.
— Есть ваши фильмы.
— Иногда мне кажется, что их нет. Иногда — что они есть. Сейчас вот ни об одном не хочется вспомнить.
— Вот что, теперь, после пива, давайте выпьем вашего шампанского. Только, пожалуйста, откройте бутылку сами. Шпалы настилать и шампанское открывать — это не женская работа.
— Так бы могла сказать Нина... Открыл! — Он умело управлялся с шампанским, не страшась выплескивающейся пены. — Пьем! А знаете за что? За ваш голос. Из миллиона бы узнал.
— Но если вы так ее любили, отчего же сбежали тогда?
— Я не сбежал. Я просто не знал, что люблю. Мальчишкой был. Дураком. Смолоду мы не знаем, что все дается раз в жизни.
— А прошли войну. О тех, кто прошел войну, я всегда думаю как о героях и мудрецах.
— А мы не были ни героями, ни мудрецами. Тогда не было людей, не прошедших войну. И всем нам жадно хотелось жить и, знаете, обрести беспечность, делать глупости. Можете быть уверены, мы их и делали.
— На какое завидное время пришлась ваша молодость.
— Молодость всегда приходится на завидное время. Все дело в молодости. Вот сейчас полетите в свой Ашхабад... И кто-то там вас встретит... Этот философ... Он женат?
Читать дальше