— Молчите, ата! И ты, Джумаш! — резко сказала Вера. — Готовьте лучше брезенты. Будем сушить образцы.
Грязь оказалась очень холодной. От соли защипало кожу. Андрей, услышав барахтанье Веры, прохрипел:
— Кого еще нелегкая несет?
— Это я, Андрей!
— Вера Павловна! — удивился Крупнов и заорал: — Чего панику разводите? Марш на берег! Без вас справлюсь!
— Не командуйте! Почему я должна быть на берегу, а вы в трясине? — тоже закричала Вера. — Одному вам трудно будет обвязывать верблюда. Вы просуньте канат Апайке под брюхо, а я с другой стороны схвачу его.
— Пожалуй, так ладнее будет, давайте так, — подумав, согласился Андрей. Он был уже около верблюдицы и, ласково приговаривая, гладил ее, успокаивая животное. Апайка смотрела на него тоскливыми глазами и по-человечески вздыхала. Вера добралась до верблюдицы с другой стороны и сказала:
— Я готова. Просовывайте канат.
— Вот еще что, — строго предупредил Андрей, — если Апайка начнет биться, бросайтесь в сторону. Иначе вам верный каюк, авторитетно заявляю. Ну, начали?
— Начали, — ответила Вера.
Андрюша бултыхнулся в грязь, покопался и закричал свирепо:
— Держи! Держи!..
Лежа на фашине, Вера пошарила под брюхом верблюдицы. Каната не было, он был где-то ниже. А Крупнов кричал:
— Держи!.. Утопить меня хочешь?!..
Вера посмотрела робко на большие пузыри, вскипавшие из глубокой трясины. Они лопались, и тогда отвратительно воняло тухлыми яйцами.
— Черт!.. Зачем бралась, когда не можешь? — ругался по ту сторону Андрюша. — Уйди к шуту, я один сделаю!..
Вера набрала в легкие воздуха и скатилась с фашины в топь. Она сразу ушла с головой. Пошарила под брюхом верблюдицы. Нет проклятого каната! А тут еще Апайка, щекотливо вздрогнув, ударила по брюху задней ногой. Бросаться в сторону? А канат? Зловонная жижа лезла в ноздри, в рот, глаза зажгло, как растравленную рану, от удушья ломило грудь и заболело в ушах. Она нырнула еще глубже — и поймала канат. Хватаясь за шерсть Апайки, вынырнула, жадно глотнула воздух и крикнула ликующе:
— Вот он, передаю!
Она перекинула конец каната Андрюше. Тот захлестнул его в петлю.
— Андрюшечка, милый, крикните, чтобы нас вытаскивали поскорее, — жалобно и неразборчиво, ляская зубами, сказала Вера. — Я совсем закоченела.
Андрей крикнул. Верблюды на берегу поволокли утопавшую, а заодно и людей…
Почувствовав твердую почву, Апайка вскочила, встряхнулась по-собачьи и бросилась к верблюжонку…
* * *
Вера лежала в изнеможении на спине, закрыв глаза сгибом локтя, и запоздало плакала от пережитого испуга. Кто-то осторожно тронул ее руку. Она сняла с лица локоть и увидела Кирпичникова, сидевшего на корточках. За его спиной стоял Джумаш и смотрел на Веру испуганными глазами.
— Ах вы девчонка, глупая девчонка, — ласково покачал головой Кирпичников. — Зачем вы полезли не в свое дело?
— Это я от испуга. За образцы испугалась, — мокрым от слез голосом сказала Вера, затем спросила сердито: — А по-вашему, надо было дать им пропасть?
— Ну-ну-ну! — в комическом ужасе вытянул Кирпичников руки. — Только не прищуривайте презрительно глаза.
— Оставьте в покое мои глаза, — устало сказала Вера. — Я немного близорука, а очки разбила как только сюда приехала. И вы бы щурились на моем месте.
— Близорукая? Вот оно что… — оторопело протянул начальник партии.
— Не беспокойтесь, карты читать могу и образцы не спутаю.
— Да я не об этом…
Но тут поднялся, кряхтя и охая, Андрюша и сказал, ни к кому не обращаясь:
— В конце концов, заслужу я когда-нибудь внимание? Никто не сочувствует, а шлем-то я в трясине утопил!
Кирпичников захохотал, за ним, не вытерпев, засмеялась было и Вера, но тотчас вскочила испуганно.
— Ой, не смотрите на меня! Я же грязная, как свинья. Андрюша, пошли мыться. Придется израсходовав запасной бочонок.
Она побежала, но остановилась и крикнула Кирпичникову:
— Собирайтесь, сейчас поедете со мной. Я известняк нашла!
— Известняк? — поднялся быстро Кирпичников.
Он смотрел на нее недоверчиво и удивленно, но ликующие ее глаза подтвердили: «Да-да, я нашла известняк!».
— А не доломит ли это? — осторожно спросил Кирпичников.
— Известняк! И богатый солями магния! И в раствор клади, и для побелки, и свой цемент будем делать! Целые города построим!
В ее забавно выпачканном солончаковой грязью лице было что-то новое — и радость, и нетерпение, и счастливая гордость за свою работу, большую, важную и нужную людям. Она улыбнулась весело, открыто, щедро, блестя зубами, и Кирпичников удивился: как он сразу не разглядел, что это очень веселая, до конца понятная и надежная девушка!
Читать дальше