Александр Шевченко - Всюду жизнь

Зазвонил телефон. Кипарисов смотрел на настойчиво дребезжащую коробку и долго не поднимал трубку. Он решал, отвечать ему или нет. Телефон все звонил, звонил. Тогда Кипарисов подошел к аппарату:

— Я слушаю. У телефона Кипарисов.

Он опустил трубку, криво усмехнулся:

— Услышав мой голос, кто-то молча положил трубку. Наверное, проверяют, дома ли я, не сбежал ли… Я ведь нахожусь под следствием…

Катя смотрела на Кипарисова и не узнавала: обычная ироническая, снисходительная улыбочка с его лида исчезла. Оно было решительным, жестоким, беспощадным. Да, он говорит правду. И эта страшная правда навалилась на нее непомерной тяжестью и раздавила ее. Она другими глазами увидела Костю и его поступки, и свою жизнь с ним — на все это как бы упала черная тень той лжи, бесчестия и преступления, которые он совершал здесь в тайне от нее, и поняла, что в этот час жизнь ее, прежняя, кончилась и возврата к ней уже не будет.

И тут все то, что она пережила сегодня, и давнее недовольство мужем, и неудовлетворенность своей участью, которые она долго подавляла, — все это вдруг поднялось в ней, подступило к горлу и прорвалось слезами — она чувствовала, как они скатываются по щекам, оставляя горячие следы, а сама сидела молча, сгорбившись, и невидящими глазами глядела перед собой.

Кипарисов решил, что Катя жалеет мужа.

— Какие искренние, трогательные слезы… Я завидую Косте… Но он не стоит ваших слез, Катюша… Мне больно, что вы не замечаете, как рядом с вами мучается другой человек… Катя, вы околдовали меня, — он осторожно прикоснулся к ее волосам, вкрадчиво погладил, Катя не двигалась, тогда он обнял ее и хотел поцеловать, но та поднялась и оттолкнула его:

— Да как вы смеете!.. А Костя считает вас своим другом…

Тогда Кипарисов с силой схватил ее и стал говорить, глядя ей в лицо:

— Довольно лирики! Слушай меня! Неужели ты не видишь, что твой муж — ничтожество! И такой изумительной женщине жить с этим слюнтяем! Брось его! Ты мне нужна! Уезжай со мной. У меня есть деньги, машина. Мы поселимся в любом городе, где ты захочешь: Москва, Киев, Рига, Ялта… Там нас никто не знает, и мы будем счастливы…

Катя с усилием освободилась из рук Кипарисова.

— И ты смеешь мне это предлагать?

— Не люблю слез. Это для гимназистов, — Кипарисов энергично зашагал по комнате. — Делаю тебе практическое предложение. Если уж Костя так дорог тебе, я могу и пощадить его. И за все ответить один. Ради тебя, Катя. Только ради тебя! Чтобы ты знала, что Кипарисов — великодушный человек… Подумай. Не торопись с ответом… Дай мне возможность надеяться, ждать…

— Я сама, сейчас же всем расскажу о подлости Константина!

Катя схватила плащ и выбежала из комнаты.

— Психически неуравновешенная личность. Дура… Черт с тобой, — вслед ей пробормотал Кипарисов.

— Какой-то Алешка — недоумок, примитивный, как неандерталец, который только и умеет крутить баранку, — и все опрокинул к черту! Работа строителей оказалась безупречной, а меня этот Алешка столкнул в пропасть, в тартарары, откуда мне уже никогда не выбраться…

Константин Осинин, не включая света, в темноте мечется в своей комнате. Стремительно бегущая среди дымных облаков луна бросает на пол смутно белеющий прямоугольник, и, когда Осинин пересекает его, лунный свет до пояса выхватывает из темноты нервно вышагивающую фигуру, но лицо остается в тени.

— И все глупый случай… Надо же тому быть, чтобы брат Федора Устьянцева оказался именно в смене Кипарисова, а не в другой… А говорят: борьба идей, борьба умов! Чепуха! Все решил нелепый случай!

Осинин остановился, вспомнил неожиданную смерть отца, ударил себя кулаком в голову: раз, другой, третий.

— Почему мне так не везет?

Новая мысль обдала его холодным ознобом:

— Постой, постой… А если Кипарисов откроет, что я знал об укладке замороженного суглинка?

Осинин вспомнил мартовский вечер в комнате Кипарисова. Радька был расстроен и мрачен, жаловался на морозы, которые срывают план. Рабочие недовольны низкими заработками, грозятся уйти на другие объекты.

Костя сказал ему, что всегда категорически возражал против зимней укладки экрана и даже имеет за это неприятности по службе.

Тут Кипарисов поднял на Костю встревоженные, растерянные глаза и спросил, допустимо ли попадание в экран небольшого количества замороженного грунта.

Костя сразу сообразил, что Кипарисов нарушил режим возведения экрана, и почувствовал, как в нем заиграла подлая радость: замороженный грунт может вызвать фильтрацию воды через плотину, и это неопровержимо докажет, что он, Константин Осинин, был прав, когда утверждал, что зимой невозможно получить требуемую водонепроницаемость экрана, но Костя подавил свою радость и как можно более спокойным, безразличным тоном ответил: