Габиден Мустафин - Избранное. Романы

От водокачки, ведя в поводу свою гнедую кобылу, шел Жумабай. Алибек узнал его, окликнул:

— Что это ты так поздно сегодня поил кобылицу?

— Задержался. Как только вы ушли из забоя, десятник Сейткали собрал нас всех и повел исправлять повреждение после обвала.

— Ну как, исправили?

— Воля божья, в таких случаях человек обретает особую силу. Быстро справились, хоть и трудная была работа! Руководил нами Жуманияз, сразу видать, что из рабочих. Одинаково хорошо владеет и кайлом и топором.

— Небось ругался, как всегда?

— Немного поругал этого белоголового инженера: ничего, мол, сам не видит и других не учит. Жуманияз показал нам, как нужно ставить крепи и как определять, прочно ли держится потолок. Оказывается, это не так уж трудно. И как мы раньше этого не знали? Теперь уж не допустим…

— Что с нас требовать? Мы новые рабочие. Можем и ошибиться.

Бондаренко не добился скандала у водокачки и теперь пошел прямо на Алибека и Жумабая. Видно было, что трогать его нельзя, лучше обойти стороной. Но Алибек сказал по-русски нарочно громко, чтобы услышал Бондаренко:

— Нализался!

Бондаренко только того и надо было, он выкрикнул в ответ ругательство.

— Жаль, возраст у меня почтенный, — сказал Алибек, — перед людьми совестно, а то бы я его… Что ж, надо терпеть…

Всегда тихий, как овечка, на этот раз Жумабай подскочил к Бондаренко:

— Эй, зачем оскорбляешь? Что это за слова такие?..

Бондаренко наотмашь ударил Жумабая и убежал.

Алибек стоял возле своего спутника и упрекал:

— Зачем ты подошел к нему? Зачем полез на скандал?

— Я и сам не знаю, зачем подошел, — растерянно ответил Жумабай.

Жумабай так и не понял, что на столкновение с Бондаренко его подтолкнул Алибек. Да и Бондаренко не мог представить, какие для него последствия вызовет этот скандал. На следующий же день происшествие облетело всю округу. Жанабыл, узнав о случившемся от Жумабая, в тот же вечер рассказал Мейраму. Тот вызвал Жуманияза.

Рабочий день в механическом цехе закончился, но никто не расходился: вскоре должен был начаться товарищеский суд.

Цех помещался в бывшем машинном отделении шахты. Сейчас вдоль стен стояли длинные слесарные столы из толстых досок. К их краям были прикреплены тиски. Посреди помещения в беспорядке лежали старые камероны, динамо, сверлильные станки, различные части механизмов. Рабочие сидели на этих машинах и на столах. Все были в спецовках, никто не успел умыться. При слабом свете керосиновой лампы на лицах, покрытых копотью, поблескивали белки глаз.

За столом, покрытым красной материей, сидели трое: посредине — слесарь Лапшин, председатель товарищеского суда; справа от него Жанабыл, слева старик Антон Левченко — члены суда.

Бондаренко, без шапки, стоял перед столом. Разбирательство вели подробное. Обвиняемый время от времени вытирал рукавом выступавший на лбу пот.

— Товарищ Бондаренко, — обратился к нему Лапшин, — вчера вы ударили товарища Жумабая. Объясните суду причину!

— Он сам хотел меня ударить, — буркнул Бондаренко.

— Сохрани бог! — воскликнул Жумабай, вскочив с места. — Это чистая ложь. Никогда в жизни я не поднимал руки на человека. Даже свою жену и ту ни разу не попугал кнутом.

В зале раздался смех. В этих словах сказался весь Жумабай. Единственный свидетель, Алибек, сославшись на болезнь, не явился на суд, но собравшиеся чувствовали, что правда на стороне Жумабая. Стоило заговорить Бондаренко, как из всех углов цеха начинали сыпаться вопросы.

Жумабай не ожидал, что такой пустяковый, по его мнению, случай станет предметом широкого и серьезного обсуждения, да и пришел-то он неохотно, уступив лишь долгим уговорам Жанабыла. А теперь понял: вопрос не шуточный, люди на его стороне, — и он сразу проникся гордостью. На драчуна Бондаренко обстановка суда подействовала удручающе. Особенно упорно напирал на него председатель суда Лапшин:

— Товарищ Бондаренко, какой у вас рабочий стаж?

— Семь лет.

— А у меня — семнадцать, но я ни разу не ударил товарища по работе. На каких вы производствах работали?

— Был в семи-восьми городах.

— А я все время работал на одном месте, в Донбассе. Вы многовато пьете — сколько же вы зарабатываете?

— Выгоняю до шести-семи сот.

— А я зарабатываю больше тысячи рублей, но никогда не напивался до потери разума и ни с кем не дрался. Как вы понимаете пролетарское поведение?

Бондаренко не нашелся, что ответить, куда девалась его прежняя развязность! Лапшин говорил мягко, но каждое его слово било, как молот.