. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Во втором перерыве собрания Неверова подозвала в фойе подчеркнуто официальная Калерия.
— К начальству. Сказал — срочно.
Соболев сам плотно притворил дверь кабинета.
— Ознакомься с приказом на столе. Прочел? Вот и хорошо. С сегодняшнего дня ты в Эвороне не работаешь. Можешь отправляться восвояси.
— Объясните, на каком основании меня уволили.
— Оснований много, на любой вкус. Если наряда тебе мало — считай, что у тебя нет (что, заметь, соответствует действительности!) специального образования. Иди, жалуйся. И рядовым каменщиком не оставлю. Пока я здесь, на стройке тебя не будет.
Сергей вернулся в клуб. Перерыв еще не закончился, и новость сразу распространилась по залу. Даже Петя Сухорадо раскипятился и собрался было бежать к Соболеву. Остановил Пекшин.
— Не поможет. Приказ он не отменит. Бери, Сережа, мою машину и жми в трест, в партком. А я им отсюда позвоню.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вадим примчался в кабинет начальника прямо из клуба.
— Дмитрий Илларионович, можно вас на пару слов?
— Что за фамильярность, пару слов… Не видишь — у меня люди? Подожди-ка в приемной!
Вадим все-таки подошел на носках, по параболе, к Соболеву и жарко зашептал ему на ухо. Начальник вскочил.
— Не врешь?
— Пойдемте скорее.
Никогда еще не бегал Дмитрий Илларионович по поселку. Ходил энергично — случалось. Но чтобы рысью, на глазах ошарашенных людей, привыкших к спокойному, внушительному начальнику СУ, — такого не бывало. Позади учащенно дышал Вадим. И все равно опоздали.
Когда Соболев распахнул дверь из фойе в зал клуба, рыженькая голосистая пигалица со второго участка, ведущая собрание, объявила:
— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы избрать Сергея Неверова секретарем комитета комсомола стройки, прошу поднять руки!
— Одну минуту! — громко сказал Дмитрий Илларионович и прошел к трибуне. — Отчет себе отдаете, что вытворяете?
— Еще как, — весело ответил какой-то лупоглазый в первом ряду.
— Прошу собрание повременить с голосованием.
— Для чего? — сухо спросил Пекшин.
— Чтобы я успел дать справку, — кивнул ему начальник СУ. — Неверов, которого вы хотите избрать, в Эвороне больше не работает. Сегодня уволен приказом. Собрание не может избирать человека, которого нет на стройке, изгнан.
— Мы его не выгоняли, — отозвался тот же веселый голос.
— Ставлю на голосование, — звонко повторила рыженькая.
— Кто за то…
Вокруг Соболева поднялись сотни ладоней. Он презрительно скривился, выбираясь из зала.
Лейтенант Легостаев, которого изредка видели в Эвороне в милицейской форме, с месяц обитал в стожке, в полукилометре от Шаман-камня — сидел в засаде.
После обнаружения тайника участковый уполномоченный по заданию Легостаева принял меры контроля в окрестностях скалы — зарисовал относительное друг друга расположение камней, маскирующих ход в пещеру, натянул кое-где на тропках невидимые нитки, воткнул в землю пяток сухих веток.
Сундук вскрыли, и содержимое запротоколировали.
Предварительно в управлении сложилось мнение, что тайнику много лет и пользовался им либо какой-то местный нэпман, либо приамурский кулак из тех, что укрывались в тайге в начале тридцатых годов: об этом свидетельствовали маркировка на пистолете отечественного производства, полуистлевшая карта, отпечатанная во Владивостоке еще до гражданской войны, архаичный компас да икона Димитрия-Воителя серебряного оклада, исторической ценности не представлявшая.
Вскоре из краевого центра пришли результаты выборочной экспертизы: одна из ювелирных вещей изготовлена в Японии, несколько других — отечественных фабрик, причем недавнего выпуска, не более двух-трех лет назад.
Это меняло дело. Было установлено постоянное наблюдение Шаман-камня — следует ждать появления хозяина тайника.
Для стожка лейтенант выбрал участок рядом с дубняком в супесях, оттуда удобно было низиной, под прикрытием густого даурского орешника, следовать к скале, не обнаруживая себя. О вахте в тайге знал только Геля Бельды, сын дяди Афони — парень был из местных и умел не следить в лесу. Геля получил задание: держать Легостаева в курсе эворонских событий и фиксировать каждого, кто отправится вверх по Силинке на плавсредствах.
В июньской жаре разомлела тайга, просушилась. А река, не в пример, стала полноводнее от подтаявших в Сихотэ-Алине снегов, и это мешало Легостаеву, шум потока убаюкивал его в укрытии, в полдни клонило в сон.
Читать дальше