Юрий Шевченко - Эворон

— Ребята, — сказала Ольга Николаевна. — Предлагаю опрос общественного мнения: кто обидится на прораба в случае чего?.. Нет таких, Степан Дмитриевич, доверяем вам. Да и не главное это.

— Не главное — что?

— Зарплата, — пояснил Бобриков. — Капуста, как говорит Соболев.

Степан Дмитриевич вздохнул.

— Ладно. Один наряд — так один. И мне меньше писанины — больше на лесах буду…

— Так в том-то и дело!

Весь июнь копилось, настаивалось тепло. В июле примчались краткие ливни с громами, пахнуло по вырубке грозовым озоном.

Но и в непогоду бригада не давала себе расслабиться. Ребята вошли в азарт, тот самый кружащий голову, как глоток озона, азарт труда и родства в безоглядной работе, что испытал Сережа, отхлебнул однажды и ненадолго в воронежской бригаде и с тех пор тосковал по нему.

Часто думалось, зачем он здесь, что погнало на другой конец земли? Казалось, поиск отцовского следа, теперь же он знал — и жажда этого очищающего озона, которым только и стоит дышать, которым дышал его отец. Он понимал теперь, что обе цели слились в одну и не желал более иной жизни для себя — кроме этой, где подводят под крышу свой первый дом Бобриков и Горошек, Греков и Русаков, где хлопочет, хмуря лоб, Бузулук, не отводит глаз от его взгляда Ольга Николаевна, слушает по вечерам баян старый улыбчивый Афанасий Бельды, где пышут живым теплом мозаичные стволы сосен, а мозаика молодых сменяющихся лиц — как одно смеющееся лицо молодого края…

И не покидает странное чувство — близости Воронежа…

Еще не был закончен последний этаж, как Степан Дмитриевич распорядился начать разбивку территории внизу под тротуары и двор. Вечером над домом вспыхивали прожектора. Вплоть до того дня, как на стройплощадку во главе с Соболевым пришла приемочная комиссия, работали добровольно в две смены — подгоняло нетерпение.

День выдался шумный. В Эворон, теперь уже город Лучистый, нахлынули гости на торжества пуска первой очереди комбината. В торжествах потерялся маленький праздник на четвертом доме.

Пекшин водил приезжих по стройке. Поднялись они и на холм, к неверовскому дому. Он стоял торжественный, с умытыми окнами, тускло горели в утреннем свете фонари у подъездов: работала комиссия. Бригада грустила в сторонке на бревне.

— Чего пригорюнились? — здороваясь, спросил парторг. — Разве так празднуют? Эх вы, радоваться надо, шапки в воздух кидать, — он с удовольствием оглядел дом. — Вон какую махину!.. Неверов, начальник СУ здесь?

— По этажам ходит, — кивнул Сережа.

Вместе с парторгом был высокий, дородного сложения пожилой человек — ребята с уважением поглядели на звездочку Героя Социалистического Труда на лацкане его пиджака. Пожилой задержал Пекшина, спросил вполголоса.

— Ты как бригадира назвал?

— Неверов.

— Так… А ну представь меня этому парню.

Пекшин подозвал Сергея:

— Знакомься, наш гость — знатный сталевар завода «Амурсталь» Алексей Михайлович Войтович.

Сталевар крепко сжал руку, цепко оглядел, сказал:

— Похож на отца, похож! Думал — не увижу его лица больше…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы прийти в себя и сориентироваться. Всю эту минуту старался не смотреть на мальчишечью курносую физиономию. Удара со стороны Неверова он все-таки не ожидал.

— Предыдущий оратор сообщил обо мне весьма красноречивые данные. Хотя здесь и не конфликтная комиссия, не производственное совещание, а комсомольское собрание, считаю долгом взять слово. Разумеется, управление не свободно от ряда недостатков. Они объективны и известны всем. Стройка у нас, товарищи, громадная, люди прибыли со всех концов страны, и разные люди. Я имею в виду, не все одинаково относятся к своим обязанностям. Одни горят на работе, другие приехали на восток за этим самым, — Соболев пошелестел пальцами и выдержал паузу, адресованную Неверову. (Нелепая, надо признать, была затея — возиться с ним. Теперь расхлебывай).

— Приплюсуйте сюда, товарищи, новичков, вчерашних солдат нашей Советской Армии, которых мы пока учим и с которых не можем требовать по всей строгости, и станет ясно, что именно в разнобое кадров причина того, что управление не обеспечило сдачу отдельных объектов. В переводе на всю стройку недовыполнение не превышает каких-то четырех процентов полугодового плана — у меня нет точных цифр под руками, товарищи подскажут… Да, да, пяти процентов, спасибо. Много это или мало? — Соболев позволил себе улыбнуться. — Хвастать, конечно, нечем. Но мы помним, товарищи, какая зима позади!