Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

Но, осуждая себя, упрекая в непозволительном поведении, Алексей тут же, стоило взглянуть на спокойный и мягкий профиль ничего не подозревавшей Добрины, начинал рассуждать по-другому. И эта другая мысль сладкой тоской подкатывала к сердцу.

«Ну и что, — размышлял Алексей. — Она нравится всем троим. И Митко, и Ангелу, и мне. А мы, трое, не можем нравиться ей все одинаково. И если бы сказать: «Выбирай!» — она выбрала бы меня… Что бы я стал делать, что?..»

И, ощущая новый, еще более горячий прилив сладкой тоски, Алексей, как о недостижимом и несбыточном, но страстно желаемом, подумал о том, что как это было бы прекрасно, если бы все поменялось местами, то есть чтобы ехали они не по Болгарии, а по России и чтобы вместо Ангела сидел за рулем хотя бы Валерий, рядом с ним невесомо покачивалась бы эта красивая девушка, его, Алексея, девушка, а Митко был бы просто гостем…

Щекотливые эти размышления прервал скрип шин: Ангел внезапно затормозил у развилки с указателем населенного пункта. Рука Добрины вежливо придерживала руль, глаза просяще обращались к Ангелу.

«Моля», — расслышал Алексей уже знакомое «пожалуйста» в скороговорке произнесенных Добриной болгарских фраз.

— Все к твоим ногам, — с учтивым поклоном ответил по-русски Ангел и что есть силы крутанул руль вправо.

— В Брестовцы! — весело обернулась Добрина. — Всего на десять минут! Выпьем по чашечке кофе у моей бабушки.

Наверное, чтобы все-таки как-то загладить перед Ангелом столь неожиданную перемену маршрута, Добрина повернулась к нему и спросила игриво:

— Хочешь, спою для твоей коллекции?

И, не дожидаясь ответа, пальчиками отбарабанив по щитку какой-то ритм, запела по-болгарски.

— Знаю, — усмехнулся Ангел, довольный все же непосредственным обращением к нему Добрины. И, взглядывая на Алексея в зеркальце, стал переводить:

— Какой же ты молодец, Ангел! — всплеснула руками Добрина. — Это любимая песня бабушки Лиляны. — И обернулась к Алексею: — У нее еще есть одна — старинная советская…

— Наша? — удивился Алексей.

— Ваша. «До свиданья, города и хаты…» Василий разучил с ними в отряде. Так песня и осталась.

— Я тоже знаю эту песню, — добавил Митко.

— Брестовцы, Брестовцы, — радостно вскрикнула Добрина, показывая на вынырнувшие из-за холма красные черепичные крыши.

Наверное, Ангел уже бывал здесь: он уверенно свернул с шоссе направо, потом — в узкую улочку налево и, приосанившись, круто осадил машину у калитки, возле которой на лавочке неподвижно сидела вся в темном, с белеющими из-под черного платка седыми прядями женщина.

Добрина распахнула дверцу и, выпрыгнув чуть ли не на ходу, кинулась к ней, затараторила что-то по-болгарски, затормошила, осыпая поцелуями.

— Это же бабушка Лиляна! — со слезами радости на ресницах оборачивалась Добрина. — Вот так — как ни приеду, все ждет. И все — на лавочке… — Бабушка! — ласково затеребила она Лиляну. — К нам гость приехал, руснак Алеша!

Пожилая женщина неожиданно легко поднялась, смуглое и не очень морщинистое, но с налетом усталости лицо ее оживилось, и на Алексея пристально, как бы с интересом узнавания глянули совсем молодые, черные-пречерные, совершенно Добринины глаза.

— Лиляна, — преодолевая хрипотцу, произнесла она и протянула маленькую, отороченную белым кружевом загорелую ладонь.

Не зная, что в Болгарии даже пожилых людей принято называть лишь по имени, увидев в этой фамильярности тоже что-то идущее от редкостного сходства с Добриной, Алексей совсем потерялся и, вместо того чтобы ползать руку, протянул букетик незабудок.

Изумление и какая-то беспомощная радость отразились на лице женщины. Дрогнувшей рукой она приняла букетик, прижала к груди, покачала головой — точно, как Добрина, когда та чем-нибудь восхищалась, — и, слабо дотронувшись до цветов другой рукой, как бы еще и на ощупь удостоверяясь, что это действительно незабудки, низко поклонилась Алексею.

Алексей оторопел, отшатнулся, непонимающе обернулся к Добрине, а она, увидев его растерянность, прыснула от жалкого его вида, обняла бабушку и ласково, громко, хотя та все прекрасно слышала, пояснила:

— Это с Голубой поляны! С твоей поляны, бабушка. С той самой, где чешма…