Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

— У нас, в Болгарии, — задумчиво проговорила Добрина, — джанки сажают на кладбищах.

— Откуда здесь быть кладбищу? — возразил Ангел. — Сколько я помню, здесь всегда было кафе.

— Это сколько помнишь ты, — задумчиво произнес Митко. — А вообще-то здесь когда-то была деревня.

— И этой джанке лет сто или двести! — заключила Добрина, оглядывая деревце.

— Если считать от самого корня, — заметил Алексей, тут же награжденный за поддержку ее благодарным взглядом.

— Ну вот, видите, какое я бессмертное дерево, — усмехнулся Ангел и, поманив всевидящего официанта, по-болгарски вступил с ним в заключительные переговоры.

— Нам, пора, — весело напомнил Митко Алексею. — Начнем экскурсию, как говорит Ангел, по уплотненной программе.

Когда, замедлив шаги, чтобы подождать оставшегося Ангела, они вышли на платановую аллею — в трепещущую умытой листвой прохладу, Добрина, оглядываясь на сливу, сказала:

— А ведь есть бессмертный цветок у нас, в Родопах. Бабушка Лиляна рассказывала, что им лечили раненых партизан. А потом я прочла — оказывается, это загадка наших гор. Ученые поверили мифу об этом цветке и решили проверить. И нашли! Представляете? В Родопских горах растет цветок неизвестного вида. Точно такой же отчеканен на античной монете. Выяснилось, что это остаток флоры доледникового периода. И что цветок способен выдерживать страшную засуху и любые температуры…

— Марсианский цветок, — подсказал Алексей.

— Совершенно верно! — просияв, подхватила Добрина. — Марсианский! Он может впадать в состояние кажущейся смерти — анабиоза. И в этом состоянии живет неопределенное число лет. Короче — он бессмертен. Вот ученые и заинтересовались. Ведь проблема анабиоза — это проблема обеспечения звездных полетов…

— Я вижу, вы залетели уже совсем далеко! Не пора ли спуститься на землю? — послышался сзади голос Ангела.

Добрина замолчала, и молча они дошли до машины.

— А знаете что! — уже у распахнутой Ангелом дверцы помедлила Добрина. — Пойдемте пешком! Здесь недалеко!

— Как угодно, — с явной обидой произнес Ангел. — Идите пешком.

— А ты разве не с нами? — удивился Митко.

— Да я там уже тысячу раз был! — хмуро ответил Ангел.

Наверное, он очень сильно нажал на стартер, машина с ревом рванулась вперед и в крутом вираже скрылась за поворотом.

По аллеям тенистого, полного веселых птичьих голосов бульвара они вышли на просторную, залитую солнцем площадь. Здесь, у невидимой черты, словно обрывались, растворялись в голубом, искрящемся воздухе беззаботные звуки утреннего города. Тишина и спокойствие умудренности исходили от возвышающегося посреди площади молчаливого, похожего на церковь здания с куполом, с узкими окнами под сводами. Бело-красная полосатая кладка стен создавала впечатление, будто сверху донизу здание накрыто гвардейскими лентами. Но Алексей вспомнил, что гвардейский цвет — оранжево-черный, и, когда они подошли ближе, сравнение напросилось другое: все стены словно были увешаны орденскими планками.

— Мавзолеят в Плевен, — почему по-болгарски сказал Митко.

Добрина по-хозяйски уверенно надавила на тяжелую, массивную дверь, и они очутились в сумеречно-прохладной, и впрямь напоминавшей церковную, сводчатой зале. В зыбком, сочащемся сверху свете Алексей увидел блеснувший кружевной позолотой иконостас, и осиянные нимбами проглянули смуглые, выражающие непостижимую тайну лики святых.

— Георгий Победоносец, — почтительно произнесла Добрина, показав на стройного, затянутого в кольчугу плечистого юношу, стоящего с копьем в руке.

Странно — в нем ничего не было от святого. В прожилках на крепкой руке, сжимающей копье, чувствовалась живая, земная сила. Более того, этот юноша чем-то напоминал Митко — то ли спортивной осанкой, то ли решительным выражением лица.

— А это Майката с младенца, — тоже по-болгарски пояснила Добрина, остановившись напротив молодой, с тонкими печальными чертами лица небожительницы, держащей на руках резвого, словно тянущегося к гостинцу малыша. И опять что-то знакомое, уже виденное Алексеем мелькнуло в проницательных иконописных глазах. Не похож ли на Добринин этот задумчивый, проникающий в самое сердце взгляд? «Они — болгары; и этот Георгий и эта Майката. И Митко с Добриной тоже болгары, потому и похожи», — подумал Алексей. Кто-то рассказывал ему, что художники часто изображали на иконах своих близких, обрамляя их головы золотыми нимбами.