Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

— Это еще что! — нетерпеливо, сквозь смех вмешался Митко. — Один габровец приехал в Софию с огромным тюком и сел в трамвай. «За твой билет две стотинки, а за багаж — четыре!» — сказал кондуктор. Тогда габровец развязал тюк и крикнул: «Вылезай, Пенчо! Тюком ты стоишь дороже!»

— Ну вот отбили у меня хлеб, — развел руками Ангел. — Но как это, Алеша, у вас говорят, соловья баснями не кормят, а? Прошу, прошу, джентльмены…

Алексей потрогал вилкой разваристые, розоватые кусочки мяса, отдающие вкусным парком, и спросил, как называется блюдо.

— Кебап! — с готовностью, словно ждала этого вопроса, пояснила Добрина и, опять почему-то засмущавшись, добавила, обращаясь только к Алексею: — Мы с мамой дома готовим вкуснее… Секрет фирмы. А все очень просто: нарезать небольшими кусочками телятину, несколько картофелин — кубиками, пять-шесть горошин черного перца, лавровый лист, чайную ложку красного перца, лук, чеснок — и все это залить стаканом белого вина… Ну и воды, конечно. И еще полстакана жира… А потом тушить на медленном огне…

— Мудрейшая наука, — с уважением отозвался Митко, как будто хотел дать понять, что он уже пробовал приготовление Добрины.

— Все дело в том, сколько налить вина, я так понимаю? — с усмешкой вставил Ангел.

— Очень вкусно! — от души похвалил Алексей. — Я представляю, как вкусно вы с мамой готовите… — неловко поправился он.

Ангел двусмысленно рассмеялся. Добрина вспыхнула.

— А вы заходите в гости, сами убедитесь, — сказала она, не поднимая глаз.

— У Алексея этого пункта нет в программе, — сказал Ангел. — А вообще ее можно уплотнить, так, Алеша? Надо уплотнять жизнь, друзья, не так ли?

Наверное, два бокала вина все же подействовали: Ангел размяк, раскраснелся, курил одну сигарету за другой.

— Уплотнять, — повторил он, выглядывая словно из дымовой завесы, — ибо жизнь так коротка, что… — И, улыбнувшись своим мыслям, поглядел сначала на Добрину, потом на Алексея: — Знаете, как один профессор читал лекцию о Вселенной? Ну… объяснял, что, мол, так и так, через восемь миллиардов лет солнце погаснет и произойдет всякое тому подобное… А одна женщина, когда он закончил, поднимается и спрашивает: не поняла, мол, не расслышала, через сколько лет все же погаснет солнце. «Через восемь миллиардов», — повторил профессор. «Слава тебе господи, — облегченно вздохнула женщина. — А мне-то послышалось — через два…» — Ангел обвел всех торжествующим философским взглядом. — Ясна мораль? В масштабах Вселенной ты есть и тебя нет…

— Так жизнь, она не сама по себе… — нерешительно вмешался Митко.

— Не сама… — мягко передразнил Ангел. — Ты уже одну пятую века отстучал? А посмотри-ка на счетчик! И не опомнишься, как скажут: «Приехали!»

— Ну и темка, — с укоризной покачала головой Добрина.

— А что, жизненные вопросы! — не унимался Ангел. — Опять же проблема бессмертия… Кстати, — с иронией взглянул он на Митко, — ты как бы хотел, чтоб тебя кремировали или — в землю?

— А все равно, — отмахнулся Митко. — Пусть хоть сожгут.

— А ты? — вдруг повернулась к Ангелу Добрина. — Ты лучше про себя скажи!

Ангел отпил из искрящегося бокала и неторопливо, как будто и впрямь сейчас решалась судьба его похорон, проговорил:

— Я что… я человек скромный. Пусть положат в могилу, и я вырасту джанкой…

— Ишь ты, какой хитрый, — засмеялась Добрина, — сливой быть захотел. Ничего себе запросики!

— А ну-ка, попробуем, каким будет Ангел на вкус! — произнес Митко и, нагнув нависшую над столом ветку, сорвал несколько слив, протянул Добрине и Алексею.

— Ничего, только кисловат, пожалуй… — сощурилась Добрина, как от оскомины.

Алексей надкусил желтый кисло-сладкий плод, посмотрел на обескураженного, словно его и в самом деле распробовали. Ангела, на его раскрасневшееся лицо, на полную, потную, выпиравшую складками над воротником шею и, не удержавшись, захохотал. И сразу же рассыпчатым смехом отозвались Митко и Добрина. Скрививший в улыбке губы, сопротивлявшийся Ангел тоже хохотнул, помотал головой и вдруг заливисто засмеялся, схватясь за живот.

И новый, уже беззвучный приступ смеха овладел всеми, когда, выплюнув на блюдце косточку, Митко промычал, утирая проступившие слезы:

— Костлявый больно, а так — ничего…

— Не обижайте джанку, — сказала Добрина, с любовью, как живое существо, оглядывая деревце.

Слива простирала отягощенные ветви над самым столом. Только сейчас Алексей обратил внимание, что изогнутый ее ствол прорастает как бы из других, скрученных в корявую длань стволов — уже старых, замшелых, наверное, когда-то обрубленных. Они образовывали крепкий остов, а рядом тут и там землю прорезывали зеленые стрелки молодых побегов. Когда они станут взрослыми, старые ветви отпадут сами собой.