Владимир Глушаков - Цветение калины

— Финская сауна, — обнаружил Иван осведомленность в данном вопросе.

— Не знаю, финская или еще там какая… А пару-то нету! Не сифонит. Раза три прибегали полуодетые клиенты, зубами колотят, на хозяина чертом глядят… Потерпите, заверяет, все будет. Законов физики, мол, не знаете — конденсация пара не произошла. Ну и кончилась баня по-городскому тем, что ворвался разгневанный народ в хату, а там двери и окна — настежь: печка сизая от жара, дверца чугунная едва не плавится, а семья во главе с хозяином в исподнем сидит на полу… Ничего не поделаешь — не получилось с удобствами, довелось париться по-черному. А он был такой человек, что не унывал по пустякам, поетому на него крепко и не обижалися. Ближе к весне соорудил Прошка у своего дома ветрячок — на манер самолетного винта. Вытесал из сухой липы две лопасти, просмолил на огне, сбил — и на шест поднял. Внизу приладил динамо, добытое со старого «Фордзона». Сделал дома полную механизацию-автоматизацию — все на кнопках и тумблерах. Из-за Припяти приезжали на лодках смотреть на чудо… До первой весенней грозы. Как начался ветер, как дал ветрячок обороты — тут и пошла проводка плавиться, гореть. Соседские бабы прибежали на крик с ведрами, моментом образовали живую цепочку и давай кружками да банками — кто чем — поливать… Довели до настоящего пожара. Но хозяин опять лучше всех догадался: подхватил у сарая шест и давай торкать им между лопастей, пытаясь таким макаром остановить ветрячок. И поцелил-таки концом шеста в крестовину — застопорил на секунду-другую… Да не подрассчитал силы. Оторвал его ветрячок от земли, хрупнул шест, как спичка, и Проша очутился за соседним забором, как на грех, в отхожем месте… Не успели его, значит, оттуда кой-как вытащить, а он уже с обломком на соседа кидается: «Почему, такой-сякой, сортир содержишь открытым… Я на тебя в суд подам, вредитель!» Шебутной был, сколько его помню молодым. С выдумкой завсегда жил. А вот удача никак не шла в руки… Пуля, помню, ударила в голову — ничего, а глаз потерял, ночью в болоте на сук напоровшись. Да вишь какое дело: от судьбы человек не ушел.

Николай Трофимович Дубровный, выйдя на пенсию, промаялся дома около года. Дался же ему этот год… Сгорбился, обрюзг, вместо привычного снотворного или валидола начал глотать перед сном целое ассорти из таблеток. Не помогали ни огородный участок, на котором старался проводить основную часть дня, ни вылазки на реку с удочками, ни лечебная физкультура, предписанная врачом.

Однажды сосед, работавший механиком на авторемонтной базе, подсказал, что освободилось место диспетчера. Бегом припустил в отдел кадров. Запыхался, как паровоз. Не с распростертыми руками, но взяли. Работа по скользящему графику: сутки на базе, двое суток дома. Это куда еще ни шло. С этим, принимая в расчет его возраст, можно было мириться. Жизнь покатилась в привычном русле.

Отдежурив в пятницу, застал дома на столе телеграмму из Минска:

«Приедем приглашать свадьбу выходные тчк Сергей Вера».

Удивился, что младший братишка из Минска весточку подал. Когда ж успел обосноваться в столице? Нет, что ни говори, не мог он, Николай, представить Сергейку где-то там, в большом городе, — по-прежнему видел братца деревенским сорвиголовой, босоногим, с жесткой, выгоревшей на солнце щеткой черных волос, только что вытащенного им из колодца и уже через пять минут лихо клепавшего молотком на порожке боевой патрон… «Э-э, погоди! Да это же не Сергей, а средний, Иван, вытворял… Фу ты! Интересно, какая стадия склероза, когда родственников путают? Наверно, последняя». Он невесело усмехнулся, качнул головой. Затем в который раз за вечер отыскал на столе среди бумаг телеграфный бланк, вполголоса раздумчиво перечитал коротенький текст, подальше отставляя от себя и с недоверчивой улыбкой вздыхая.

Утром поднялся раньше обычного, несмотря на выходной, и первое, о чем подумал: надо подойти на автовокзал и встретить молодых. Накинул на плечи черный форменный полушубок с еще свежими следами от погон, заглянул к жене на кухню и заискивающе подмигнул.

— Степановна, ты тут сотвори пирог, пока я встрену кого надо… Ну и… — он попробовал подмигнуть еще раз, уже с более глубоким смыслом, но этого и не требовалось.

— Ладно уж, отец. За меня, пожалуйста, не волнуйся. Да не торчи там на улице — ветер холодный, до костей пронимает. Ожидай в помещении, чуешь? — Галина Степановна, дородная кареглазая женщина с частыми нитями седины в густых каштановых волосах, привычно отвернула край занавески на окне и проводила мужа взглядом до калитки. Вздохнула, почувствовав щемящую жалость к нему, все чаще подкатывавшую к сердцу с тех пор, как его, такого огромного и сильного, враз превратили в беспомощного, суетливого, по-стариковски болтливого и жалкого пенсионера, выпроводив на заслуженный отдых…