Валерий Приемыхов - Милый, дорогой, любимый, единственный…

Рослая, выше стандартной красавицы, худая, узкоплечая, чуть сутуловатая, она двигалась нескладно, как щенок добермана, так же осторожно и мягко. Хорошая одежда не подчеркивала грудь, длину ног, но округляла каждое движение, сжилась с телом и говорила не о грубой привлекательности, а о трепетности, молодом упрямстве, свежести. Она отошла в тепле, при ярком свете пропал ужас в глазах, исчезли морщинки страха. Лицо зарозовело, задиристо отогнулась нижняя губа, в глазах пробуждалась уверенность красивой девки. Это было новое поколение: смелое, выросшее на хорошей еде, беспечное и деловое.

Вадиму вспомнилась мать. Она гонялась за ним с ремнем, чтоб снял телогрейку и шел в школу в новом пальто. И сколько он мучился, пока пальто не обтерлось, не посерело от пыли и не стало нормальной одеждой, удобной, не выделяющей тебя среди пацанвы.

— А ты ничего, Ксения, в порядке, — сказал он, злясь на нее.

— Это я еще не накрашена, — сказала она вяло.

— Зато приодета.

— Нормально, из Италии.

— И имечко у тебя модное! Сейчас модно старинное… Хотя, скажем, какая ты, к чертям, Ксения!..

Она удивилась его недружелюбности, он опустил глаза.

— Вон ванная…

В холодильнике на кухне стояли две бутылки пива. Вадим ножом сковырнул пробку, услышал легкий вскрик, потом хохоток из плохо приотворенной ванной. Подошел, хотел заглянуть. Дверь резко захлопнули перед ним.

— Сюда нельзя! — испуганно сказали из-за двери.

— Чего ты там смешного нашла?

— Так, — хмыкнула она.

Попивая пиво, Вадим прошел в комнату, отыскал в шкафу старую простыню, порвал на две половины. Постучал в ванную, Ксения плотнее закрыла дверь.

— Не заходи!

— Пеленка, — сказал он.

— Положи там…

Он допил пиво, по привычке поставил бутылки под стол. Ксения мелькнула в коридоре. Он пошел за ней, встал в дверях. С ребенком она обращалась бережно, но бестолково. Обычно матери берут своих ловко, со стороны даже рисково, а эта хлопотала, как девчонка над младшим братом.

Такие красавицы, если нет родителей, приспосабливают к пеленкам мужей. И мрачный верзила, вроде Ксениного суженого, носится с детским питанием и горшками, потрясенный рассказами об ужасах родов, ежедневно чувствующий вину за испорченную фигуру жены, за крикливого младенца, якобы испуганного в утробе его поздним появлением после получки. Иногда они бунтуют, и тогда получается беготня вроде сегодняшней. Кто тут виноват? Дело добровольное.

— Кто ж так пеленает! — не выдержал он.

Она быстро села на кровать, закрывая телом свое сокровище. Вроде стеснялась, если он увидит голое ребячье тельце.

— Я сама, — умоляюще сказала она.

— Полосатый он у тебя, что ли? — хмыкнул он.

— Ты лучше молока подогрей, — сказала она.

— А соска есть?

— Забыла, — сказала она. — Что же делать?

— С ложечки.

— Правильно, — сказала она. — С ложечки.

Он вскипятил молоко, поставил охлаждаться под кран. Ксения уже причесывалась перед зеркалом в ванной. Мельком глянула на него, улыбнулась.

— Да, Ксюша, — сказал Вадим, — жалко я тебя раньше не встретил.

— Зачем? — уж больно наивно спросила она.

Для кокетства и материнства Ксения была слишком молода, с его точки зрения. Вадим положил ей руку на плечо, она приостановилась, внимательно, нестрого смотрела на него в зеркало.

— Я б в тебя влюбился…

— Ты не женат?

— Нет.

— Кто ж знал, Вадик, — сказала она. — Дай причешусь…

Он убрал руку. Ксения деловито причесывалась.

— Я, конечно, старый для тебя… У меня дочке девять лет.

— Нормально, — сказала она равнодушно. — Терпеть не могу молодых…

Полка под зеркалом была забита косметикой — баночки, пузырьки разного цвета и формы. Ксения, между прочим, повернула к себе какую-то замысловатую этикетку.

— Можно пользоваться, — разрешил Вадим.

— Этим? — легонько удивилась Ксения.

Ему было все равно, но Вера обиделась бы за свои склянки.

Остыло молоко для мальчонки. Мамаша ловко перепаснула кормление Вадиму, сама только держала ребенка да еще подавала советы. Они сидели рядышком, плечом к плечу, малыш снял напряжение меж малознакомыми людьми. Вадим забыл про сегодняшние неприятности, отпали подозрения, что влип в криминальную историю. Рядом сидела трогательная нелепая мать, и только последнему болвану не захотелось бы хоть на вечер сделаться лучше и добрее.

— Ты видишься со своей дочкой? — спросила она.

— Нет.

— Как же можно? Твой ребенок, твоя кровь…