Василий Шукшин - Верую! [сборник]

«Семнадцатый век, – вспомнил Шурыгин. – Вот он, твой семнадцатый век! Писать он, видите ли, будет. Пиши, пиши». Шурыгин наддал газку... И пропел громко, чтобы все знали, что у него – от всех этих проклятий – прекрасное настроение:

Мотоцикл вырулил из деревни, воткнул в ночь сверкающее лезвие света и помчался по накатанной ровной дороге в сторону райцентра. Шурыгин уважал быструю езду.

К Андрею Кочуганову приехали гости: женина сестра с мужем. Сестру жены зовут Роза, мужа ее – Сергеем; Сергей Сергеевич, так он представился, смуглый, курносый, с круглыми, бутылочного цвета глазами.

Сестры всплакнули на радостях и поскорей ушли в горницу, и унесли туда чемоданы.

– Ну, теперь полдня будут тряпки разглядывать, – сказал Сергей Сергеевич снисходительно, но не без гордости – тряпок было много. С таким видом вытаскивают, будучи в отпуске дома, молодые лейтенанты червонцы из кармана. Но тех извиняет молодость, этот – сорокалетний – гордился со смаком.

Свояки закурили.

– На сколь? – спросил Андрей.

– У нас отпуск большой, мы же – льготники, – и опять гордость, высокомерие. Живого места нет на человеке – весь как лоскутное одеяло, и каждый лоскут – кричит и хвалится. – На особом положении.

– На каком таком особом?

– В смысле зарплаты и отпуска.

– Что, очень большая зарплата?

Свояк Сергей Сергеевич посмеялся неведению Андрея.

– У меня, например, выходит до четырехсот.

Свояк Андрей удивился:

– Ого-го!

– Сколько у вас тут профессор получает?

– Где?

– Ну, здесь, на Большой земле.

– А я откуда знаю, сколько.

– Самый высокооплачиваемый профессор получает пятьсот рублей. Максимум.

– Ну. И что?

– А я пять классов кончил, шестой коридор... – свояк Сергей Сергеевич опять посмеялся. – Вот так и живем.

– Значит, хорошо. Это хорошо.

– Не жалуемся. Тут отдохнуть-то хоть можно?

Андрей пожал плечами.

– Так... а чего, поди? Отдохнуть, по-моему, везде можно.

– Не скажи. Я говорил своей: поедем в Ялту! Нет, говорит, домой охота. Ну, поедем домой, если такой нетерпеж. Я, как правило, в Ялте отдыхаю. Не люблю в этих деревнях: в магазине ничего нет... Сейчас по дороге зашел в ваш магазин. «Дайте, говорю, шампанского». Она на меня – как баран на новые ворота: «Какого шаньпанскыва?» – «Ну, обыкновенного, говорю: сухого, полусухого, сладкого, полусладкого... Какое у вас есть?» – «Никакого». Вина хорошего и то нет. Одна сивуха.

Андрей поднялся.

– Пойду дровишек поколю. Банешку-то надо, наверно, протопить?

– Баню – это хорошо. У вас по-черному?

– По-черному.

– Вот это хорошо! Некоторые удивляются: ты любишь по-черному? А я люблю. Хорошо, дымком пахнет. Воды только натаскай побольше.

Андрей вышел на двор.

Вскоре вышла жена Соня.

– Ох и навезли! – заговорила она восторженно и с каким-то святым благоговением. – Мне два платка вот таких – цветные, с тистями, платье атласное, две скатерки, тоже с тистями...

– Ты вот чего... С тистями... Воду надо таскать, – заметил Андрей. – Свояк любит, чтоб воды было навалом.

– Господи, да я для них!.. И ты, Андрей, уж постарайся. Да повеселей будь, а то ходишь, как этот... бурелом какой-то. Подумают, что мы – не рады. А я без ума радешенька. Ох, шали!.. Во сне таких сроду не видывала. Живут же люди!

Мылись в бане уже затемнело.

Свояк Сергей Сергеич парился отменно, тазами лил на себя воду, стонал блаженно... Андрея поразило обилие наколок на его сухопаром теле.

– Тянул! – весело сообщил Сергей Сергеич, когда Андрей спросил о наколках. – Четыре года... По молодости. Брат в сельпо работал, везли товар в лавку... Ху. Кха!.. Я в одном месте запрыгнул в машину, сбросил два тюка крепдешина – попались. Ну-ка, поддай ковшичек.

Андрей поддал. Сергей Сергеич опять неистово начал хлестаться, опять закряхтел, застонал...

– Ну, и как?

– А?

– С крепдешином-то?

– Я ж говорю: попались. Вломили: мне четыре, брату семь... Не посмотрели на его ордена. У него орденов двенадцать штук было. С медалями.

– А брата-то за что?

– Так он же научил-то! Меня на первом же допросе раскололи. Но он, правда, не досидел, пять лет только – под амнистию попал. Ну-ка кинь еще! Сразу два!

– Тебе ничего, плохо не будет?

– Ерунда! Давай!

Каменка зло фыркнула, крутой, яростный пар клубом ударил в потолок, оттуда кинулся вниз... Андрей присел на корточки. Свояк мучился на полке, извивался, мелькало в полутьме его смуглое расписное тело. Наконец он свалился оттуда и выполз в предбанник отдышаться.