Я заторопился, засуетился. В глубине леса в эту пору нечего было искать, я надумал пересечь лес, форсировать два заросших дурнотравьем оврага, прямиком выйти на другую поляну, которая полого скатывается к ивнякам Быстринки. Ходьбы минут десять — а там обязательно удача!
Как на грех, солнце только высунулось и пропало, небо насупилось, в лесу потемнело. Да я не заблужусь, тут невозможно заплутаться, даже если очень захочешь!
Под ногами ружейно стреляли сухие ветки. Я с шумом скатился в овраг, выскочил на другую сторону, мокрый с ног до головы, облепленный цепкими листьями, исхлестанный ветками; лицо и руки горели от ожогов крапивы. Как неохота кидаться в следующий овраг! Но за ним, за чернолесьем, — поляна, там уж меня обязательно ждут грибы. И женщина-девочка, в белой безрукавной кофточке, с тесемочкой под горлом, протянет свои обнаженные гибкие руки к моей корзинке и скажет:
— Какое чудо. Какой же вы молодец. — И поднесет к губам красную гладкую головку гриба…
Второго оврага не оказалось. Я никак не мог понять, куда он подевался. Бревна в два обхвата, черные, как антрацит, наползали друг на друга, вздыбливались торосами, скользили под рифлеными подошвами моих сапог. Душный пар поднимался от завалей, точно кто-то плеснул на гигантскую каменку циклопическим ковшом. Между лежачих бревен копьями торчали обрубки берез и осин. А справа, слева, спереди и сзади наваливалась беспросветная тайга. Я прыгал, перелезал, переползал через торосы, взмокнув от пота. Куда я попал, что это такое? Всякое чувство направления потерялось. Главное — выбраться, вырваться из этого хаоса! К черту грибы! Да не будет вообще на свете женщин, ради которых превращаешься в добытчика, теряешь направление!..
Чуть не вывихнул ногу. Благо связки крепкие, натренированные бродяжничеством по тайге… Ну-у, так и сломать ногу недолго! Лежал бы между двух стволов, потеряв сознание от боли, и никто никогда не нашел бы моего скелета в этой домовине.
Что за мысли? Правильно держусь по склону. Должна же кончиться когда-то эта чертоломная тайга! Уж не перенесло ли меня на место взрыва корабля — гостя из бесконечных пространств, Тунгусского метеорита? Ведь за столько лет в наших местах я ни разу не видел ничего даже приблизительно похожего на такое урочище!
Леший водит?.. Нигде в корягах, в завалах не слышался вкрадчивый зов, не гремела угроза, не мерещилось насмешливое косматое лицо. Только казалось, что я продираюсь куда-то целую вечность, что вся земля превратилась в сплошной буревал.
И вдруг я выпал на поляну. Из последних сил спрыгнул с мощного, как спина коня-першерона, черного бревна, корзинкой пробил еловую стену и рухнул в траву. В глазах все еще рябило, мелькали ветки, стволы, когтистые барьеры малинника. А под руками я ощущал шелковистый ворс травы, просторное небо расстилалось над головой. Я лежал, еще не в силах поверить в освобождение, чувствовал, как саднит лицо и на губах солоно от крови.
Вот так бы и лежать, лежать, наслаждаясь покоем, ни о чем не думая. Но все же поднялся. Внизу по склону кудрявились ивняки Быстринки. Справа, совсем близко, — крикни — услышат, — виднелись избы нашей деревни, мой домик. У летней печки хлопотала жена, ради которой я давно уже не лез ни в какие завалы. А она собирается кормить меня, с полной я корзиной приду или с пустой…
Я огляделся и все понял. В единственном месте на этом склоне к Быстринке длинным и острым клином вдавалась в поляну захламленная тайга. Много лет назад этот клин хотели вырубить, чтобы сравнять покос для вольного движения техники. Напилили, нарубили, навалили и бросили. Клин оброс подлеском, оторочился елками. Никому в голову не втемяшивалось влезать в него, его просто перестали замечать. Я первый на планете прошел этот клин вдоль до самого острия. Можно вносить мое имя в список первопроходцев.
Неподалеку раскинулась огромная лиственница в свежей, еще не потемневшей зелени мягких иголок. Под ее навесом всегда в свое время хороводными кругами выстраивались рыжики, душистые, бронзовые, как пятаки. На другой стороне речки скоро притаятся в травах бархатистые пихтарки, тонко пахнущие хвоей, нежно-розовые волнушки. Под елкой обязательно приподнимется белый гриб-боровик, всем грибам полковик, шляпка его, как хорошо подпеченная булка, запахнет свежим хлебом… А там, на бровке дороги к пристани, выберутся под солнце красноголовики. Народ стремительно бежит мимо, дальше, дальше, мы берем грибки следом за ним, нам хватает на жареху, на маринад, на соленье, на сушенье.
Читать дальше