Анатолий Соболев - Якорей не бросать

— Я выключу тебе этот телевизор! — грозит ему Носач. — Смотри вперед, а не назад.

Штурман Гена поскуливает, оглядывает опять горизонт.

— Чего тут смотреть, чего тут смотреть! — шепчет он мне.

Действительно, какой тут — «смотри вперед!». Голова сама поворачивается назад. Я тоже то на горизонт посмотрю, то на компас, то оглядываюсь, втихаря конечно.

И вот из глубины, растолкав волны, как подводная лодка, неожиданно легко всплывает долгожданный трал. Толпа матросов облегченно и восторженно ахает!

Есть! Есть рыба!

За кормой неуклюже распарывает волны туго набитый длинный трал. Перехваченный поясами, он похож на гигантскую зеленую жирную гусеницу, внезапно показавшую спину. Даже страшновато смотреть. Теперь видно, что трал тяжел, хотя всплыл легко. Позднее я узнал, что чем больше заловлено в трал, тем легче он всплывает: рыб распирают их собственные воздушные пузыри. Зеленое тело трала во всю длину опоясано желтыми кухтылями, будто гигантской ниткой крупных бус.

Все ближе подтаскивают к корме трал, все громче орут чайки, все нервнее и стремительнее пикируют олуши. Штурман Гена что-то хочет сказать, но издает горлом только придавленный писк. Взглянув на него, капитан даже меняет гнев на милость, усмехается и идет из рубки.

— Тонн двадцать! — наконец преодолев спазму, почти выкрикивает вслед Носачу штурман Гена и опять захлебывается от восторга.

— Четырнадцать, — бросает ему капитан и сбегает по трапу.

Как только трал оказался на палубе и его длинное, туго набитое серебристой рыбой туловище тяжело разлеглось, заняв почти все место, радио наше заработало. Сейчас на нас со всех судов направлены бинокли.

— «Катунь» — «Бриллианту». Сколько подняли? Прием.

— «Катунь», «Катунь», ответьте «Мамину-Сибиряку». Сколько тонн? Прием.

— «Катунь», сколько заловили? Прием.

— Арсентий Иванович, сколько там у тебя в мешке?

— «Катунь» — «Сапфиру», «Катунь» — «Сапфиру», сколько поймали? Прием.

К рации подходит штурман Гена и вяло отвечает:

— Да так, не очень... тонн семь.

Я удивляюсь: что это вдруг штурман Гена начал прибедняться? Сам же говорил — тонн двадцать.

А на корме уже поднят на дыбы траловый мешок и развязывают куток. Бригадир добытчиков рванул шнур, и серебряный тяжелый водопад хлещет в первый чан — отверстие в палубе, попадая потом в рыбцех, — и траловый мешок худеет на глазах.

Рыба, не попавшая в чан, разливается по палубе тяжелым расплавленным серебром. Матросы со шлангами в руках сильными водяными струями сбивают ее в чан. Гудят от напора белые струи, выбивают рыбу и из трала, помогая ей выйти из кутка. В желтых прорезиненных штормовках, в огромных — выше колен — бахилах, матросы-добытчики проваливаются в месиво живой трепещущей рыбы, бредут по колено в ней, как в горной реке, и сбивают, сбивают ее мощными струями с палубы, направляют в чан.

Наполнив первый чан, трал перетягивают ко второму, и снова живой серебряный вал скатывается вниз, в рыб-цех, где добычу рассортируют, уложат в противни, взвесят и засунут в морозильные аппараты, чтобы потом, уже мороженую, упаковать в картонные короба и сложить в трюм, где она будет храниться до прихода рефрижератора. Тогда мы перегрузим эти тридцатикилограммовые короба на базу, и она доставит свежемороженую рыбу в порт.

А пока вот она, еще живая, хлещет потоком в чан, и вокруг трала хлопочут добытчики, подчиняясь мановению руки капитана. Удивительное это зрелище — трепещущий живой водопад сверкающей на солнце рыбы, низвергающийся с высоты в чан. Завороженный, не могу отвести глаз. А смотреть-то надо вперед, а не назад, в «телевизор»...

В рубку поднимается Носач. Он мокр, в серебристой чешуе, пахнет морем и сырой рыбой, лицо светится, налит силой и энергией, он будто бы только что вышел из боя, еще разгоряченный, еще упивается победой.

Носач берет у штурмана Гены трубку радиотелефона и громко объявляет флоту:

— Говорит «Катунь». Подняли четырнадцать тонн. Крупная ставрида. Четырнадцать тонн.

Я удивляюсь: какой наметанный глаз! Сказал давеча — четырнадцать, и точно — четырнадцать.

— Точку отдачи, Арсентий Иванович, — спрашивает какой-то капитан.

— Сейчас дадим, — отвечает Носач и глазами приказывает штурману Гене.

Тот идет в штурманскую, ворчит:

— Поисковое судно мы им, что ли! Спят тут, а мы им должны «точки» давать.

— «Катунь» — «Мамину-Сибиряку», какой трал, Арсентий Иванович? — раздается в рубке голос по радиотелефону.