Вольдемар Бааль - Колдун

И опять ему приснился этот вечный цветной сон. И снова у березы стояла Она, и лицо ее было сурово и строго.

— Я вызвала тебя в последний раз, — сказала Она, хмуря брови. — Если и теперь не поймешь, то никогда больше не будет у тебя этой рощи.

Петр увидел рассыпанные по земле фигурки, которые недавно показывал журналисту и конопасам, и среди них тот самый корень лиственницы, над которым так много думал.

— Зачем ты все это сделал? — спросила Она.

— Я так чувствовал.

— А как думал?

— Я не думал, а только чувствовал. Ведь искренность в искусстве...

— Ты считаешь, что когда не думаешь, а только чувствуешь — это и есть искренность? А почему ты произнес слово «искусство»? — Онахлопнула в ладоши — появился знакомый Петру старичок. — Лекарь! Убери эти пустяки, они даже в наши Камеры Капризов и Лазареты не годятся.

Фигурки вместе со старичком исчезли, на земле остался только один лиственничный корень.

— Ты увидел в этом пример? — Онауказала на корень.

— Почувствовал.

— Пример чего?

— Произвольности... Свободности... Несвязанности движений, линий... Это много выражает...

— О, до чего же ты слеп! Ведь в линиях этого корня величайшая осмысленность. Слышишь? — осмысленность, смысл, мысль. Не на гармонический твой круг он натыкался и извился от этого, как ты вывел, а искал, да будет тебе известно, благодатную почву. Он стал таким в результате этих поисков, — чтобы рациональнее добывать соки земные, пропитание свое, чтобы жить, одним словом. Он достиг своей совершенной, рациональной формы. Разве ты не понял, зачем я тебе показала эти несколько залов своей сокровищницы?

— А где же остальные залы, в которых не так?

— Вот они! — Онаповела вокруг себя рукой. — Вот он, один из этих других залов, где не так, — роща эта. Ты не знал?

— Да, природа — опытный художник. Но и она ищет другие, более совершенные формы.

— Природа не художник. Она — труженик, работник, делатель, она не творит, а созидает, она — Великий Рационалист: все в ней обусловлено, лишнего нет. Разве для того она выделила тебя, человека, дала тебе дерзающий разум, чтобы ты стал ее нахлебником, ленивым подражателем и ничего более? Ведь ничто другое в природе, ни одно из ее созданий не наделено дерзающим разумом, только ты. Чтобы ты делал искусство и им постоянно утверждал свою самостоятельность. Когда твой древний сородич впервые нацарапал на камне оленя, природа затаилась: это был великий опыт. И твой сородич нарочно — разумно и осмысленно — удлинил ноги своего оленя, вытянул и изменил рога, придал ему стремительность, нарочно, а не по неумению, изобразил его таким, каких в действительности не бывает: он не захотел списывать с природы, он понял свое назначение и поэтому захотел показать своего оленя, чтобы доказать свою самостоятельность. Так проявился его дерзающий разум, и природа благословила твоего сородича: опыт удался... Вы умиленно называете это примитивом и уже и тут приступили к списыванию, полагая, что докопались до истины наконец. А это ведь всего-навсего — Пример: пример дерзания и поиска, самостоятельности дерзания и осмысленности поиска.

— А зачем природе, — осторожно спросил Петр, — если она Великий Рационалист, зачем ей понадобилось сотворить, вырастить этот дерзающий разум?

— Затем, чтобы избавить себя от избытка сил.

— Ну вот, она избавила. А что будет потом?

— Потом она защитится тобой от избытка слабости, когда таковой наступит. Поэтому она и не страшится твоей самостоятельности — твори! Она учит тебя главному — искренности, непосредственности, но не списыванию с себя. Природа — твой учитель, а твоя нива — жизнь. Вот что тебе должен был бы сказать этот некрасивый корень и те мои залы.

— Как же мне найти... как найти... есть ли она, — пробормотал Петр, чувствуя огромную тяжесть от Ееслов.

— Разомкни круг, — тихо ответила Она. И стала отдаляться и тускнеть.

— Погоди! — закричал Петр, боясь, что Онаисчезнет и он не узнает главного. — Почему ты встретила меня здесь, а не в том домике?

— Домик на краю рощи, а у рощи нет края...

— Не может быть!

— А ты уверен, что там тебя ждала я?

— Да! Ты! Уверен!

Оназасмеялась, и он вдруг увидел, что у Неелицо Лины, а в лесу эхом на тысячи голосов разнеслось:

— Сероглазка... Сероглазка... Сероглазка...

И он сильно вздрогнул и проснулся.

Он был один. Была яркая лунная ночь. Резкие тени лежали на полу и стенах. Откуда-то плыла приглушенная песня. Голос был знаком.