Александр Апасов - Разгуляй

Старик говорил импульсивно и энергично, словно желая поскорее доказать свою правоту. Но вдруг он неожиданно осекся и замолчал. Я не нашелся чем заполнить паузу и, взглянув на Зою, увидел на ее лице выражение непреклонной решимости. А в следующее мгновение она вежливо, но с ноткой настойчивости, как бы предрешая дальнейшее, сказала:

— С вами, наверное, было бы очень интересно пройти по пещерам.

— Что ротозействовать во святых местах с пустым сердцем, — сердито бросил старик. — Сказано в третьей заповеди: «Не возмеши имене Господа Бога твоего всуе». — Но тут же он словно сник и добавил, уже не сердясь: — А впрочем, имеющий глаза да видит. Пойдемте, кое-что смогу показать вам.

«Вот так сюрприз!» — обрадовался я. И мы — теперь уже втроем — отправились в путешествие по пещерам. Старик — мы так и не узнали имени бывшего лаврского библиотекаря — коротко, на свой лад пояснял нам жития находящихся в саркофагах и затворах былых обитателей Лавры. И за немудреностью и бесхитростностью всех этих историй вставали действительные или легендарные события седой древности. Причем чудеса были, в общем-то, вполне земные и реальные, связанные с характером и профессией человека. Может, что-то здесь было преувеличено или усилено человеческим воображением, может, где-то умышленно дотянуто до желаемого образа, но так или иначе в каждом житии явственно и осязаемо вырисовывался конкретный живой человек… Возможно, кто-то воспримет все это иначе, но я впитывал рассказы старика так же естественно, как незадолго до этого наслаждался совершенством Спаса-на-Берестове…

По обе стороны убегающего вдаль мрачноватого лабиринта приютились у стен застекленные сверху саркофаги — каменные или дубовые колоды. Одни массивные и громоздкие — так что часть утоплена в нишах, другие — узкие и компактные. В саркофагах — мощи печерских угодников. Они сокрыты шелковыми или парчовыми покровами — обозначен лишь рельеф человеческого тела. Кое-где, как подтверждение нетленности мощей, выставлены наружу иссохшие лики, ступни ног, кисти рук. Иногда и вовсе нет покрова, а мощи облачены в священнические или монашеские одежды. Попадаются и сокрытые мощи — под спудом, или, попросту говоря, обычные захоронения, — над ними чугунные или каменные плиты. Между саркофагами малюсенькие двери келий и затворов; одни открыты, другие наглухо замурованы, и заглянуть в них можно только через крохотное окошко, служившее единственным средством общения затворника с внешним миром. Кое-где над саркофагами, захоронениями и затворами помещены иконописные изображения этих древних обитателей. Царящий полумрак и тишина усиливают впечатление таинственности…

— Преподобный Агапит Печерский, — указал старик на застекленный саркофаг, — известен как безмездный врач, ибо, оказывая помощь больным, не брал с них никакой платы. Он врачевал целебными травами не только монастырскую братию, но и жителей окрестных сел. В то время в Киеве славился врачебным искусством некто армянин. При одном взгляде на безнадежного больного он мог безошибочно назвать не только день, но и час смерти. Когда жизнь преподобного Агапита близилась к концу и он занемог, этот армянин пришел навестить больного. Взяв руку, он сказал, что через два дня Агапит умрет. «В том-то и состоит твое искусство, что предсказываешь час смерти? А ты сумей мне продлить жизнь, если так искусен. Меня же известил Господь, что преставлюсь через три месяца», — возразил преподобный. Так действительно и случилось: Агапит умер не через два дня, а через три месяца. А врач-армянин принял православную веру и постригся в монахи.

Мы шли, и словно отверзались перед нами бесчисленные двери келий, и словно оживал, наполнялся древними чернецами безлюдный, убегающий вдаль лабиринт. Один за другим поднимались из саркофагов воскрешаемые рассказами старика тени древних обитателей Лавры. Старик повествовал безыскусно, но убежденно, нисколько не заботясь, верим мы ему или нет.

— Преподобный Прохор был родом из Смоленска. В обители он принял на себя следующий подвиг: не ел обыкновенного хлеба, а, собирая лебеду, приготовлял из нее хлеб и тем питался до конца дней своих. Еще при жизни Господь сподобил его чудотворением. Однажды, вследствие междоусобицы и набега половцев, поля оказались незасеянными, и начался голод. Прохор более прежнего стал собирать лебеду и, приготовляя из нее хлеб, раздавал бедным. Хлеб этот казался вкуснее пшеничного. В это же время в Киеве случился недостаток соли, и преподобный, добывая ее из золы, снабжал нуждающихся… Скончался Прохор в 1107 году.