Федор Панфёров - В стране поверженных [1-я редакция]

— Спит еще, наверное, товарищ генерал, — вступился Вася.

Громадин заглянул в окошечко:

— Уже заря. Виноват я перед ней, перед Татьяной Яковлевной. Ох, как виноват! Но перед родиной нет, — он еще раз заглянул в окошечко. — А ведь придется разбудить, ежели спит. Вася! Сходи-ка!

Как только Вася вышел из блиндажа, Громадин обратился к комиссару и начальнику штаба, тихо говоря:

— Я обязан вас информировать о беседе с Уваровым, — он чуточку подождал, собираясь с мыслями. — Дело в том, что в прошлом году на приеме руководителей партизанских соединений, на который мы с вами не могли попасть, товарищ Сталин дал программу действия партизанам. — Громадин подробно передал то, что сообщил ему Уваров; затем, выхватив из всего основное, подчеркнул: — Товарищ Сталин сказал, что вера народа в нашу правоту является животворяпцш источником партизанского движения. Что в борьбе с оккупантами надо применять все доступные формы борьбы, чем и создать для фашистов невыносимые условия. Все, — басом кинул Громадин. — Все. Они бывают крупные, значительные, но есть и такие — мелкие, а разберешься — оказывается, весьма тонкие.

Я задержался с прилетом потому, что нас во время пути немного пощипали: пришлось приземлиться в лесу на поляне и оттуда с одним бойцом пешком пробраться на другой аэродром. В дороге сбились и попали в деревушку. В крайней хате горел огонек. Мы решили хозяина спросить, как нам пробраться на Козье болото: там аэродром. Зашли. Встретила старушка. Ее мы и спросили. Она посмотрела, посмотрела на нас, да и ответила: «Чего вы меня-то расспрашиваете? Вон через улицу в школе сегодня шестьдесят немцев остановились. У них узнайте». Ну, боец за пистолет. Я отвел его руку, шепнул: «Бежим». А когда выбежали из деревушки, мой сопровождающий сказал: «Почему, товарищ генерал, не позволили прибить ту старуху?» — «Ты хотел свершить неразумное: откуда она знает, кто мы?.. Подосланные ли немцами или настоящие партизаны? И решила очень мудро: если настоящие партизаны, то я дам им знать, что в деревне немцы; если подставленные, пусть идут и спрашивают у палачей». Умная старуха, как вы думаете, товарищ комиссар?

— Да, мудрая.

— Так вот, следует использовать все формы борьбы — от мелких до крупнейших. И еще нам надо проникнуть в широкие массы, заняться созидательной работой: развеять перед народом миф о непобедимости немцев, издавать газеты, листовки; в противовес гитлеровской пропаганде, вести свою, опрокидывая фашистов. Ну, мы с вами еще поговорим, а то сейчас, вероятно, войдет Татьяна Яковлевна.

Татьяна не спала. Разве можно спать, когда совсем рядом, в двадцати — тридцати метрах, у Громадина для нее письмо от Николая Кораблева!

«Что он пишет? Что пишет? И почему они такие жестокие — и Вася, и Петр Иванович, да и генерал? Разве помешало бы совещанию, если бы они переслали мне письмо? Ах, Коля, Коля!» — и она снова принималась ходить из угла в угол, глядя себе под ноги, что-то толкая сапожками так, как будто шла берегом Днепра у Кичкаса вместе с Николаем Кораблевым и носками туфель толкала мелкую гальку. Временами она останавливалась, чутко прислушиваясь к каждому звуку за дверью блиндажа, потом садилась за стол и «уходила» туда — на места, далеко-далеко на рыжескалистый берег Днепра, где они последний раз гуляли с мужем.

На заре послышались шаги, затем в блиндаж тихо, боясь разбудить Татьяну, вошел Вася и, увидев ее за столом, оживленно сказал:

— А вы не спите? Вот хорошо-то! Генерал просит к себе.

Татьяна — это было даже грубовато — оттолкнула Васю и вихрем вырвалась на волю. Тут она пронеслась по дорожке, и Вася не успел моргнуть, как Татьяна влетела в блиндаж Гуторина. Здесь она, вся сияющая, румянощекая, блестя глазами, остановилась, глядя только на Громадина, ожидая, что тот сейчас же протянет ей письмо. А Громадин, догадавшись о ее состоянии, нагнулся, опустил глаза и сказал:

— Здравствуйте, Татьяна Яковлевна! Здравствуйте! Поправилась? Ну, молодец! Садись. Рядом со мной садись, — и, усадив ее рядом с собой, снова озабоченно заговорил: — Вот что, Татьяна Яковлевна, поблизости от нас стоит полковник Киш. Его выставили против партизан, а у него червячок на душе. Вот этого червячка бы расшевелить, превратить в дракона… и на немцев! Вот бы! Вот бы! Вот бы! — виновато забормотал он, видя, как глаза Татьяны просят его о другом — о письме.

Татьяна, задыхаясь, бледнея, почти ничего не сознавая, сказала:

— Не знаю, как. Я готова, товарищ генерал.