Таким, распластанным на полу, его и застал Бломберг. Он примчался в лагерь взбешенный, намереваясь расстрелять всех военнопленных, но, увидав, что бараки пусты, проволочное заграждение смято, окутано тряпьем, больные из пятнадцатого блока расползлись, сумасшедшие взобрались на столбы, вышки и оттуда произносят громовые речи, — Бломберг скрипнул зубами и сказал:
— Вот тебе и генерал! — а войдя в домик, сначала отшатнулся, потом воскликнул: — Карл! И ты здесь? Как ты сюда попал? — Опустившись на колени, он прислушался и прошептал: — Дышит. Еще живой! Но почему он так поседел? И что с ним? Ага! Болезнь — припадки, что я хорошо знаю. Контужен, — он поднялся, сел за стол, вцепился руками в голову и застонал: — Что делать?
Бывает так: охотники нападают на волчицу, в это время щенята разбегаются во все стороны. Но потом волчице удается вырваться из круга охотников, она возвращается на старое место и подает голос; тогда щенята снова сбегаются к ней. Так и тут: узнав о том, что в лагерь примчался полковник Бломберг, часть эсэсовцев вышла из леса и подступила к домику, понуро глядя себе в ноги. И Бломберг воскрес. Он величественно вышел на крыльцо и крикнул:
— Вас следовало бы всех расстрелять! Почему покинули пост? Но интересы империи выше этого. Сейчас же все стащить сюда — пулеметы, минометы, огнеметы! Тех, кто расползся из пятнадцатого блока, пристрелить!
И машина заработала: домик и два прилегающих барака были превращены в круговую оборону, больные пристрелены, к Николаю Кораблеву вызвали врача из соседнего села, и тот, уложив больного на диван, через два-три часа привел его в чувство.
Очнувшись и увидав сидящего за столом Бломберга, Николай Кораблев пришел в ужас и снова чуть не впал в забытье.
— Карл? Вам тяжело? Может быть, дать спирту? Этим, помните, лечились Орлов-Денисов и Бенда? — вкрадчиво спросил Бломберг.
«Выдать себя за Карла? — подумал Николай Кораблев. — Ну, а если он уже знает, что я не Карл, и с целью так называет меня? Подожду», — и закрыл глаза, застонав.
— Карл стонет, как мальчик, — проговорил Бломберг, и какое-то скрытое злорадство послышалось в его голосе.
Николай Кораблев снова застонал, решая:
«Подожду. Может, выболтается. Но… как я сюда попал? Ага! Я шел, чтобы убить его и ее… и со мной удар. А что с теми, с нашими? Ушли ли они? Если ушли, очень хорошо: они непременно вернутся, чтобы выручить меня. Обязательно! — и эта надежда придала Николаю Кораблеву силы. — С Бломбергом я еще поборюсь. Верно, трудно бороться со зверем, находясь у него в лапах. Но… терпения у меня хватит».
Послышалось кряхтенье, потом шаги: Бломберг приближался к Николаю Кораблеву. Но тот не открыл глаз, хотя легкие мурашки побежали по всему телу.
— Ты! — вдруг грубо, сунув кулаком в плечо, прокричал Бломберг. — Карл? Какой ты, чорт, Карл! Ты Николай… Пряхин. Вот ты кто! И не Пряхин, а другой. Кто? Ну! — и снова ткнул его в плечо.
«Груб, — неприязненно подумал Николай Кораблев и еле сдержал себя, чтобы наотмашь не ударить Бломберга. — Пристрелит сразу. Зачем мне это? Надо перетерпеть», — и опять застонал громко, с удушьем.
— Карл? Я вижу, какой ты Карл! Ты и не Пряхин. Ты — Кораблев, вот кто ты! Ну, нечего трепаться! Подпиши заявление. Мне больше ничего не надо. Тут был Отто, дурак и пьяница. Ему давно донесли, какой ты Пряхин. Вот дело! — Бломберг сунул палец в папку. — Какой ты Карл, и какой ты Пряхин! Ты был директором на Урале, но этого для меня мало. Ты член Политбюро коммунистической партии. Прибыл сюда, организовал восстание. Но, главное, намеревался проникнуть в имперскую канцелярию и убить фюрера. Ну-у-у! — нетерпеливо закричал он. — Когда фюрер простит меня, я прощу тебя… и оба — наживем. Ну! Подпиши!
Николае Кораблев непонимающе вертел перед глазами заготовленное заявление, однако успел его прочитать.
«Зеленый донес. А этот хочет, чтобы я объявил себя членом Политбюро. Да у нас в стране членов Политбюро не только по фамилии, но и по имени все знают!.. Однако для спасения своей шкуры требует, чтобы я подписал», — и снова промолчал.
— Я заставлю говорить! — пригрозил Бломберг.
«Не буду! Ни слова!» — со злостью решил Николай Кораблев и хотел было повернуться лицом к стенке, но Бломберг хлопнул в ладоши, вошли солдаты, и он им приказал:
— Свяжите его! Вот так, руки выставить! Вот так!
Николая Кораблева связали, подвели к столу, усадили на стул, заставив положить руки на стол.
— Шило есть? Ну, сапожное шило? — спросил Бломберг.
Читать дальше