Федор Панфёров - В стране поверженных [1-я редакция]

— Ну вот и выход! — воскликнул Свистунов.

— Опять торопитесь. Нет. Надо так: мы сейчас все двинемся к проволоке, усядемся там, а вы подкопайтесь… и проверьте. Ведь может быть и провокация.

— Могу, конечно… а что это?

Со стороны англичан к колючей проволоке приблизились пленные. Они встали стеной, а на проволоку, обмотав руки тряпкой, взобрался Вольф. Затем кто-то взмахнул палочкой, и из сотен глоток вырвались слова популярной во всех армиях песенки:

Русские, не договариваясь, подхватили песенку.

Вечером снова раздался звонок телефона. Звонил Вася из Берлина, и, не называя, как обычно, Татьяну женушкой, он говорил открыто и прямо:

— Творится такое — дышат на ладан. Бломберг сегодня выедет к вам. Пробиться трудно. Но он пробьется. Ему обещали генерала, если он выполнит то, что поручено. А поручено ему — расстрел всех военнопленных.

— Вы так откровенно говорите.

— Некому подслушать: все рушится. Выполняйте быстрее «пора».

Бломберг приехал утром. Когда машина вкатила во дворик и когда он, осанистый и чопорный, выбрался из нее, красуясь «убранством» полковника, Матильда страшно перепугалась, а Татьяна сказала:

— Не бойтесь: это наш старый знакомый.

Бломберг в эту минуту сказал адъютанту, который хотел было вынести из машины чемодан:

— Не трогать! Постараемся сегодня же отправиться на место. А если нет, будем спать в машине. Надо быть на страже: всюду бомбят. Фронт есть фронт.

«Нашел фронт — на вилле стариков», — подумала Татьяна.

Следом за этим Бломберг поднялся наверх; ступеньки скрипели под его ногами, как под тяжестью слона. Поднявшись наверх, не видя Татьяну, он требовательно прокашлялся и сел на стул, расставя ноги, положив на них отяжелевшие и красноватые руки. Затем произнес:

— Разве я бездельник, чтобы ждать? — и тут же вскочил, расшаркался: перед ним стояла Татьяна. — Мы старые знакомые. Как теперь редко приходится встречаться со знакомыми: одни навсегда ушли, другие навсегда расстались… А для такой красавицы, как вы, я готов ждать у дверей хоть год. Хотите два… нет, три?

Татьяна, любезно улыбаясь, произнесла:

— Что тогда было бы с войной, если бы вы, полковник, три года стояли у двери такой красавицы, как я… А вы ведь почти генерал. Я знаю, вам сулят генерала. Мне только что звонил муж из Берлина и уверял: вам дадут генерала.

— Да. Вы видели меня в Варшаве майором, а теперь я уже полковник. Еще одна ступень — и я генерал, — неуверенно сказал он, о чем-то задумавшись, и вдруг крикнул своему адъютанту, чтобы тот внес чемодан наверх.

«Ну и нахал!» — подумала Татьяна, но сказала другое:

— Я сейчас скажу маме, чтобы она вам приготовила вот эту комнатку… нашу священную комнатку, где была проведена наша первая ночь с Базилем, — тут подумала: — «Экую пакость я порю… но это его стиль», — и продолжала: Нам тогда Геббельс прислал книгу фюрера «Майн кампф» с надписью: «Мы смотрим в будущее, и для нас море, даже океан пролитой крови — ничто». Замечательные слова, не правда ли?

— Угу, — буркнул Бломберг, постукивая ладошками по ожиревшим коленям.

— И вот уж я на седьмом месяце беременности, — вдруг бухнула Татьяна, одновременно думая: «С нахалом и надо быть нахальной».

Бломберг с недоумением посмотрел на нее. Потом, поморщась, прошелся, выглянул в окно, как бы о чем-то раздумывая, проговорил:

— А может, нам поехать в лагерь? В самом деле, я не должен стоять у двери красавицы: я скоро буду генерал, — и, не дожидаясь согласия Татьяны, крикнул адъютанту, чтобы тот не поднимал чемодана наверх. — Надо ехать, пока не поздно.

«Вот так-то тебя, губастая свинья», — злорадно подумала Татьяна и вся взвихрилась, говоря:

— Конечно, конечно! Иначе вы можете потерять генерала… из-за какой-то красавицы.

— Угу, — снова буркнул Бломберг. — Но не будем пикироваться. Вы давно знаете нашего Гиммлера?

— А разве я обязана вам об этом говорить, господин полковник? Ведь моя работа самая секретная, и вдруг я вам выбалтываю.

— Нет. Я не об этом. Я хотел просить вас, чтобы вы попросили своего мужа, чтобы тот попросил своего шефа…

— Сколько «попросить» в вашей речи, полковник! Хорошо, я сама попрошу, чтобы вам скорее дали генерала.

— О-о! Вы умная женщина.

— Неглупая!

Прощаясь внизу с Матильдой, Татьяна шепнула:

— Что-то мне сегодня страшно: еду с таким бульдогом.

— Нервы, доченька. Нервы, — впервые называя ее «доченькой», ответила Матильда. — От нахала ты отобьешься, знаю. Но крысы бегут с кораблей, и в это время они жестоко кусаются. Их берегись! Прощай, доченька. Да поможет тебе Сталин.