— Скажи пожалуйста, какое доверие оказывают, — усмехнулся Фёдор Иванович. — Только и мечтал я о таком ответственном поручении.
— Не торопитесь с отказом, — стояла на своём Майя.
— А что же ты предлагаешь?
— Соглашаться.
— Соглашаться? Знаешь, Майя…
Она не дала ему договорить.
— Поймите, это нужно, очень нужно. Если вам противно идти в городскую управу, я сама пойду. Пойду и скажу, что хирург Бушуев, дескать, прихворнул немножко, но работать в больнице и руководить больницей согласен. В городе есть раненые, много больных. Ну скажите, кто, кроме нас, поможет им? Разве будет хорошо, если больницей станет руководить какой-нибудь фашистский прислужник, а такой может объявиться, — доказывала Майя.
В этот вечер Фёдор Иванович заупрямился и слушать не хотел о работе в больнице, которую разрешили открыть захватчики.
«Разрешают открыть больницу для помощи страждущему населению, а сами расстреливают старух за то, что те помогли раненым», — с гневом думал Фёдор Иванович.
Но всё-таки слова Майи не давали ему покоя. Он отверг её предложение, а внутренний голос твердил ему совсем другое: «Если бы у тебя была больница, ты мог бы положить туда красноармейца, избавив от смертельной опасности Елену Степановну Соколову и её малыша, ты мог бы что-нибудь придумать, и никто из посторонних не догадался бы, что раненый парень — красноармеец, ты мог бы сделать значительно больше того, что делаешь сейчас. Ты сейчас — один, одиночка… а в больнице у тебя был бы, какой-то коллектив… Ты сейчас ходишь по городу и возмущаешься фашистским «новым порядком», но разве не знаешь, что сейчас одного возмущения мало, нужно что-то делать…»
Утром Фёдор Иванович сказал Майе:
— Согласен.
— Я так и знала, — обрадовалась она.
— Теперь нужно подыскать удобное помещение. Нашу больницу немцы, конечно, не вернут.
— Не беспокойтесь, что-нибудь найдём.
Дня через два Майя сообщила, что помещение нашла, и показала Фёдору Ивановичу свою находку — старый, давно оставленный жильцами барак с вышибленными окнами, с изъеденной временем толевой крышей. Барак стоял далеко на окраине города и по всему угадывалось, что готовился он к слому, и только война, видимо, продлила его жизнь.
Эта «находка» совсем не обрадовала доктора Бушуева, и он диву давался: да неужели Майя всерьёз предлагает разместить здесь больницу.
— Посмотрите, Фёдор Иванович, здесь можно…
— И смотреть не хочу, — хмуро прервал он сестру. — Нечего сказать, обрадовала…
— А вы что же — хотите получить особняк в центре города, может быть, рядом с комендатурой, — сдержанно проговорила она.
— Я хочу работать по-человечески и уж, по крайней мере, не в каком-то, извини за выражение, свинарнике, — строго отвечал он. — Я хочу, чтобы больница хоть чем-то была похожа на больницу.
— И будет похожа, — оживлённо подхватила Майя. — Разве у нас рук нет, чтобы отремонтировать, чтобы навести порядок? Поймите, Фёдор Иванович, никто вам другого помещения не даст, всё занято немцами, — убеждённо доказывала она. — А что касается ремонта, найдем знакомых, они нам помогут. Мир не без добрых людей. Вот увидите, здесь будет совсем неплохо!
В поведении Майи Фёдор Иванович узнавал прежнюю операционную сестру. В больнице когда-то она была, как говорится, застрельщицей всех начинаний. Устроить ли вечер художественной самодеятельности, обсудить ли интересную книгу, пойти ли коллективно в городской театр или выехать в лес на пикник — ничто не обходилось без Майи. И уж если она бралась за дело, все верили: получится хорошо.
Майя и теперь, в лихую годину оккупации, была всё той же деятельной, изобретательной. Вместо доктора она сама ходила в комендатуру и городскую управу, потом она отыскала некоторых бывших сотрудников больницы, оставшихся в городе, привела каких-то незнакомых Фёдору Ивановичу женщин, и ветхий барак стал преображаться.
Однажды к Фёдору Ивановичу подошёл старик Игнатов — бывший больничный истопник. Этот Игнатов когда-то доставлял доктору Бушуеву немало хлопот. Старик любил выпить, и, бывало, частенько по ночам на квартиру к Фёдору Ивановичу звонили сёстры — дескать, безобразие, Игнатов заморозил всех, в палатах страшный холод. И Фёдор Иванович, мрачный, как туча, шёл в больницу, спускался в подвал котельной и там находил Игнатова. Положив лохматую голову на полено, истопник обычно был объят безмятежным сном. На волосатом лице его блуждала блаженная улыбка, а мокрые губы шептали что-то. Доктор сердитым окриком будил Игнатова. Тот мгновенно просыпался, и в его серых затуманенных глазах можно было прочесть невинное недоумение.
Читать дальше