Михаил Годенко - Вечный огонь

Люди долго сидели молча, не могли опомниться. А он, потирая правое колено ладонью, улыбался растерянно и виновато.

Николаю приснились олени, о которых рассказывал Яша Урусов.

Он видит: огромные стада диких оленей несметной лавиной накатываются с островов на материк, смешиваясь с прирученными оленями, уводят их от людей в вольные, недосягаемые края. И ничто не может остановить дикую силу, природную тягу живого существа к свободе. Николай видит, как поднимается взбитое тысячами копыт снежное облако, видит туман, образовавшийся над стадом от горячего дыхания оленьих ноздрей, слышит всхрапы, стоны, взъекиванье напряженных животов, сухой перестук сплетающихся в полете ветвистых рогов. И вот они, бывшие минуту тому назад домашними, послушными, прирученными, забыли враз всю науку, вырвались на волю, пьют ее жадно, окунаются в нее всем существом — до хрипа, до стона, до самозабвения.

Люди изобрели оружие, меткие арканы, ременную упряжь, длинные деревянные хореи, чтобы отобрать у них свободу. Но они разорвали путы, преодолели барьеры, возвращаясь в свое изначальное состояние.

Николай испытывает жажду скорости. Быстрее, быстрее!.. Он тоже несется вместе с оленьим стадом. Хрипя, дышит колючим, опаляющим легкие ветром, хватает ртом встречные удары снежных зарядов. Втягивая сквозь зубы густой морозный воздух, почувствовал, будто какая-то горячая солодкость тает у него за щеками.

Замелькала туманная неразбериха. И вроде бы начался обратный бег…

Нагулянные по свободе на Новосибирских островах олени тьмой-тьмущей возвращаются на материк. Идут по цепочкам островов — дорогой, проложенной их предками. Форсируют проливы вплавь. И вот материк, устье Лены с его многочисленными рукавами, мысами, протоками. Но что протоки вольным, животным, преодолевшим морские просторы, что им полоски узкой воды!..

Беда тем и страшна, что всегда подстерегает неожиданно. На противоположном берегу рукава, в индивидуальных ровиках-укрытиях, застыли стрелки с ружьями на изготовку. Когда уморенное стадо выходит, стоная, из воды на пологость песчаного берега, надвигаясь плотной массой, бесчисленным фронтом, тут и раздаются, словно проломы в судьбе, выстрелы. Роняя кровяную пену, бодая землю рогами, ломая шеи, падают замертво олени. По всей равнине насколько хватает глаз и слева и справа валятся подбитые. Десятки, сотни, тысячи!.. Уцелевшие с лёта перепрыгивают через укрытия стрелков, в ужасе выкатив огромные иссиза-желтые глаза, спасаются в тундре. На этот раз пуля к ним была милостивой.

«А что это?» — беззвучно вскрикивает сомкнутым ртом Николай. Он слышит оглушающий бой ручного пулемета. Много их, пулеметов, секут пространство веерами пуль, косят железной косою оленье царство. Кучами валятся животные, сплетаются рогами, бьются предсмертно копытами.

Война!.. Да-да, это война их косит так безжалостно, не на выбор отстреливает нагулянных самцов, а всех поголовно, без разбора. Война… Она, оказывается, не только людей выкашивает, но и оленьи стада. Ее кормить надо, она прожорлива, ненасытна, потому кинула свои пулеметы аж сюда, в устье Лены. Вот куда достала! А ведь Николай еще недавно верил, что докатилась она только до Волги, всего-навсего…

Они уже ходили с трудом. Им помогли подняться по шахтному стволу центрального отсека на верхнюю палубу, положили всех троих на носилки: инженер-лейтенанта, командира реакторного отсека Алексея Горчилова, мичмана Ивана Трофимовича Макоцвета и старшего матроса Макара Целовальникова. Их лица, еще в недавнем прошлом такие разные, такие непохожие: у Алексея Горчилова — юное, чистое, с едва заметным румянцем; у Ивана Трофимовича Макоцвета — обветренное, морщинистое, круглое; у Макара Целовальникова — продолговатое, смуглое, с длинным прямым носом, — стали теперь почти одинаковыми.

Невдалеке показалось судно-спасатель. Его все ждали с нетерпением, особенно командир атомной экспериментальной, капитан второго ранга Мостов Анатолий Федорович. На приказание адмирала быстрее покинуть лодку и команде, и ему самому, Мостову, он отвечал, что желает лично передать корабль сменному командиру, посоветовать кое-что, поделиться наблюдениями.

Море посвежело. Кое-где на гребнях волн завиднелись белые барашки. Потому из-за качки спасатель не стал притираться бортом к борту, а спустил на воду шлюпки, переправил на них сменный экипаж на экспериментальную.

Мостов, уединясь с вновь прибывшим командиром, что-то долго ему объяснял, советовал. Пришедший только кивал и повторял единственное: