Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

— Что вам ясно? Объяснитесь! — сказала Лапшина.

— За этим дело не станет. Вы думали, нам надоест ходить? — Осадчий подождал, пока Елена Ивановна выйдет и поклонился Лапшиной.

На улице был ливень. Пришлось вернуться и в буфете ожидать, пока он хоть немного утихнет. Но дождь не унимался, хлестал по стеклам, с шумом вырывался из водосточных труб.

— Вы будете писать или я? — спросила Елена Ивановна.

— Пишите вы, а если что-либо надо будет добавить, вместе добавим. Этой Лапшиной безразлична самодеятельность, были бы только кубки да грамоты. «Мой ансамбль», «мои вокалисты». А плакат вот такими буквами: ищем таланты!

— Да… Воспитывает.

— Еще как! Учитесь, молодые люди, жульничать, даже святым искусством не брезгуйте. А ведь говорят, что нет профессии, которая требовала бы более чистых нравов.

— Это касается каждой профессии.

— А искусства все же как никакой другой. Вот ходили мы вчера с женой в кино, даже поссорились. — Осадчий допил кофе, поставил чашку и снова уставился в окно.

Елена Ивановна негромко сказала:

— Мы с мужем иной раз тоже во вкусах не сходимся.

— Да нет! Мнение у нас было одно. Ну а как не злиться? Слоняется по экрану рабочий класс, никак не решит проблему: поить с получки мастера или не поить. Смотришь такой фильм и удивляешься. Мастер — почему-то заскорузлый дед в промасленной спецовке, — продолжал Осадчий. — Ну, возьмем нашего мастера — молодой научный сотрудник с «пунктиком» насчет автоматики. Начальник цеха — кандидат наук. А вообще-то я хочу предложить депутатской комиссии всерьез заняться продукцией наших предприятий. — Осадчий помолчал, потом заговорил резко: — Представьте себе автозавод, огромный конвейер. Одна бракованная гайка, вторая и… стоп конвейер. Во сколько же она обходится государству!

К ним подошла официантка. Осадчий расплатился, виновато сказал:

— Я совсем вас заговорил, Елена Ивановна. И не заметил, как дождь перестал.

— В понедельник встретимся, продолжим нашу беседу после заседания.

— А вы успеете все написать?

— Думаю, что да.

Они вышли на улицу и распрощались.

Дождь смыл с деревьев последние листья. На Пушкинской они лежали желтым ковром. Потемнели пятнистые стволы платанов, и улица казалась чужой, незнакомой.

Неприятно писать статью о делах Лапшиной, думала Елена Ивановна, но и этим кто-то должен заниматься. Конечно, куда интересней бывать на заводах, в общежитиях. Недавно проверяли бытовые условия молодых рабочих. Заходили в уютные, светлые комнаты девчат с Джутовой фабрики, в их домашний клуб, в кабинеты, где они готовятся к лекциям, — почти все учатся в школах, техникумах, вузах. Осматривали «собственное пошивочное ателье», и «свой» буфет, и парикмахерскую. Но если вспомнить, как те же девчата выглядели рядом с оперными певцами, вспомнить девчушку-воспитательницу из техучилища, так волновавшуюся за своих питомцев, или оркестр канатного завода, оспаривавший первенство у выпускников консерватории, — обидно за ребят. При таком положении им никогда не выйти победителями.

Во вторник Елена Ивановна отнесла статью в редакцию.

— Посмотрим, почитаем, — сказал ей заведующий отделом и записал ее номер телефона на случай, если возникнут какие-либо вопросы.

Уже выходя из редакции, Елена Ивановна встретила знакомого лектора. Узнав, какую статью она дала в газету, он усмехнулся:

— Эту Лапшину голыми руками не возьмешь. Но будет здорово, если ее пропесочат!

Взглянув на часы, Елена Ивановна заторопилась. Через полчаса должна подойти машина за коврами и чашками. Все уже оформлено, нужно только подъехать, забрать.

Однако на складе ее ждала неожиданность. Ничего она не получит. Счет детскому комбинату банк закрыл!

— Как же я об этом не знаю?! Недоразумение… Сейчас все выясню.

Но выяснить по телефону ничего не удалось. Пришлось ехать в комбинат.

Лиля Петровна, единственный счетный работник, сообщила, что «по сигналу» приходила какая-то комиссия.

— Вот… Акт… — Лиля Петровна была бледна, напугана. — Написали «нарушения финансовой дисциплины». Обнаружили излишки: три шкафчика, картину. Не оформлена покупка костюмов зайца и лисы.

— Вы же знаете, картину и костюмы подарили шефы, и шкафчики тоже. Что же вы не объяснили? — укоризненно произнесла Елена Ивановна.

В комнату вошла раскрасневшаяся Тимофеевна.

— Излишки в магазине — это когда покупателя обворуют, — возмущенно сказала она. — А нам шефы лишние привезли.