Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

Бывают же такие удачные дни — и освободилась раньше обычного, и автобус будто ждал ее, чтобы доставить прямо в центр города, и кресло в парикмахерской оказалось свободным. Значит, вечером она все успеет перегладить, пирожков напечь. А утром… Утром отправится в Николаев встречать Колю.

Медленно, солидно подойдет к причалу «Иртыш», Коля с мостика отыщет ее в толпе женщин, улыбнется, кивнет. Все оглянутся на ту, которой улыбался капитан. Сегодня надо еще зайти к портнихе — платье, наверно, давно готово.

Остановившись у дверей, Елена Ивановна достала ключ. Смешно — дрожат руки, как у девчонки, которая ждет из первого рейса своего любимого. Только бы все было в порядке. Ведь ничего не сообщает с моря ни он, ни кто другой, как не сообщает ему она, когда болеет, когда неприятности. Для него дома всегда все хорошо.

Комната пропиталась дымом. Опять Вася курил. На столе гора книг. С дивана не потрудился убрать подушки, одеяло. Как нарочно устроил такой беспорядок. А ведь знает — времени у нее в обрез, некогда за ним прибирать. Помчался неизвестно куда.

Кажется, звонят.

— Простите, мне хотелось бы видеть Ярошенко. Елену Ивановну Ярошенко, — запинаясь проговорила высокая худая женщина в скромном коричневом платье.

— Я — Елена Ивановна.

— Вы товарищ Ярошенко? Депутат?

— Да. Входите, пожалуйста. — Елена Ивановна открыла дверь в комнату. Все! Судя по настроению гостьи, разговор предстоит длинный-длинный. То, что нужно сделать по хозяйству, так и останется не сделанным. И к портнихе не выбраться.

— Садитесь, пожалуйста. Сюда, на диван. Только вот постель унесу. Мой отпрыск ушел, так все и бросил, — сказала Елена Ивановна.

От «домашних» слов про постель и отпрыска женщина приободрилась, улыбнулась и, прижимая к груди толстый, завернутый в газету пакет, села.

— Какие же заботы вас ко мне привели? — вернувшись из спальни, спросила Елена Ивановна и уселась рядом с гостьей.

— Я Вера Ясинева. Медсестра. Работаю в больнице. Но не в этом дело. Я прошу, чтобы вы разобрались…

Елена Ивановна понимающе кивнула. Чувствовалось, что Ясинева, как это иногда бывает с застенчивыми людьми, растерялась и не могла перейти к главному.

— Выслушайте меня, пожалуйста… Все хожу… без толку… Все спешат, всем… недосуг…

— Я никуда не тороплюсь, — сказала Елена Ивановна. — Никто нам не помешает, так что успокойтесь и рассказывайте.

— Да, да… Спасибо. — Ясинева прижала к дрожащим губам платок.

— Ну стоит ли по пустякам нервничать?

— Нет, это не пустяки. Знаете, как обидно, когда приходишь, думаешь — помогут, а начальник то телефонную трубку схватит, то на часы посмотрит, или не дослушает. Так вот… у меня мама старенькая. У брата живет. А я с детьми, с мужем в одной маленькой комнате…

Ясинева, успокоившись, стала рассказывать, что в их многокоммунальной квартире должна была освободиться комната, и, рассчитывая на это, она прописала к себе мать. Та, правда, из своей квартиры не выезжала. Старенькая, да и с зятем они «на ножах».

— Комната освободилась. Однако ее тут же занял сосед. Принес справку: легкие не в порядке. Мы так ни с чем и остались. И вдруг, совсем неожиданно, умирает мой брат. От инфаркта.

— Это случилось там, у мамы?

— Нет, у Инны, у его жены. В ее квартире. Из маминой брат не выписывался. Та, Инна, все ждала — старуха умрет, им останется комната. А мама, старенькая, жива. Умер он…

Елена Ивановна сидела молча. Она уже поняла, в чем заключается просьба Ясиневой: очевидно, ее матери надо снова прописаться в своей квартире, и сложности в этом никакой нет. Старушка никуда не выезжала, да и полугода не прошло, как выписалась.

Когда Ясинева ушла, Елена Ивановна взглянула на часы. Надо посмотреть документы и завтра же выбрать время… Завтра нет. Завтра она будет стоять на причале и смотреть, как швартуется Коля. Потом, когда разрешат подняться на судно, он встретит у трапа, немножко чужой за несколько месяцев разлуки и такой близкий.

— Приветик! Это мы! — крикнул Вася, с шумом захлопывая за собой дверь.