Андрей Меркулов - Крылья земли

Корнев в воздухе отличался необычайным хладнокровием и чем-то вроде не открытого еще наукой особого чувства полета. Это знали все товарищи по аэродрому, где он считался самым талантливым летчиком. Он был твердо уверен, что выйдет из самого сложного положения, и поэтому всегда брался за самое сложное. В этой неожиданно смертельно-трудной ситуации, в которую он попал, он прежде всего по возможности убавил скорость, а потом успокоился и подумал. Это было бы очень трудно представить впоследствии: как можно при большой скорости, где счет идет на кратчайшие отрезки времени, успокоиться и подумать. Но Корнев на какую-то долю секунды сделал это.

Он решил, что катапульта его не спасет и надо прыгать без нее: все-таки колпак на одну треть открылся. Он расстегнул ремни катапульты, лишив себя возможности в дальнейшем пользоваться ею, и попробовал пролезть в открытое пространство, — но оно было слишком мало, и он не сумел выбраться из кабины. А машина все шла и все теряла высоту — с каждой долей секунды.

Тогда он решил снова попробовать использовать кольцо — опять выдернуть его до половины. Может быть, колпак слетит. Но теперь это было труднее потому, что машину трясло все больше и при неверном движении могла выстрелить сразу катапульта под креслом и убить его о колпак. Все же он добился своего. Колпак вдруг сорвался и улетел назад, в воздух. Путь из машины открылся.

Корнев стал переваливаться через борт, зная, что в определенном положении его вырвет воздухом из кабины, а остальное будет уже просто. Но этого не случилось. Очевидно, он зацепился за сиденье. Его сложило как перочинный нож: верхнюю половину тела и руки прижало встречным потоком воздуха к наружному борту, остальное осталось в кабине. Он не помнил сам, как отцепился и открыл парашют. Все это время он думал только о том, как уйти отсюда, и ни о чем не вспоминал, но в то же время он знал, что его ждет жена и что он уже опаздывает. Он не думал об этом, потому что было некогда, но просто все время знал, что это так.

Он опустился на мокрый уже от вечерней росы, пахнущий свежей влажностью луг, поросший кое-где кустами. Сразу наступила тишина, и стало слышно, как на краю луга, где-то в траве, кричал дергач; голос у птицы был резкий, как будто скрипело дерево. Корнев любил охоту; стоя в траве с расстегнутым парашютом, он вдруг подумал о том, что все, что с ним было в воздухе, после становится похожим на какое-то далекое воспоминание: как будто он не спустился сверху, а просто, ночуя во время охоты в палатке, вышел посмотреть, как заря из желтой становится красной…

Сам еще не веришь себе, когда после таких случаев выходишь из кабины или опускаешься с парашютом; прежде всего видишь землю — видишь ее сразу всю; землю, на которую вернулся снова и с которой не упадешь никуда. Ты вдруг замечаешь то, чего не видал раньше: вот шевельнулся в траве вечерний ветер, тонко, как струны, звенят комары… Земля. Я снова к тебе вернулся… Корневу захотелось долго и молча смотреть на землю.

Несколько в стороне он увидел на лугу огромную воронку, которую выбил при взрыве его самолет, — это случилось сразу после того, как он покинул машину.

Через четверть часа за ним прилетели на маленьком самолете «По-2». Возвращаясь на аэродром, он все время думал об одном: чем вызвана авария машины. Понять это было очень важно для дальнейшей работы.

На аэродроме он долго мылся холодной водой. Он хотел, чтобы жена ничего не заметила по его лицу, хотя все равно он приедет очень поздно.

Потом он ехал на машине по шоссе и думал о том, что его всегда выручает основное качество летчика-испытателя: то, что он не делает серьезных ошибок при опасных положениях в воздухе. В этом все дело.

Он знал, что его профессия не была такой, как это казалось жене: профессия была построена на разумном риске, хотя могли быть случайности. Сделать испытательный полет совершенно безопасным всегда останется невозможным так же, как нельзя было бы сделать безопасным первое плавание Колумба по океану. Без того чтобы наиболее опытные люди первыми поднимались на почти неизвестных самолетах в, неизвестных условиях, не будет авиации. Положение в которое он попал сегодня, было самым трудным за все время его работы; и все-таки он сумел покинуть машину и был уверен в том, что не может погибнуть из-за своей ошибки. Серьезной ошибки он не сделает и будет летать до тех пор, пока не выгонят на пенсию.

Когда Корнев подъехал к дому, он увидел, что окна в столовой были темными, но ему показалось, что она стоит у окна и смотрит на улицу.