Андрей Меркулов - Крылья земли

— Теперь до конца жизни лети, как сквозь снег, — сказал летчик, стоя у борта. — Вот видите, седой уже стал. Все-таки возраст. Значит, отлетался.

— Но если вы будете работать на аэродроме, то вы хоть сможете подниматься в воздух?

— Не только подниматься смогу, я и ручку управления подержать смогу, если буду летать со знакомым летчиком. Да только это все не то…

Он посмотрел на приближающийся берег. Пароход подходил уже к пристани.

— А все же хорошо бы сейчас лететь сквозь снег, через тайгу, — сказал он. — Еще бы раз…

— Мне надоело ругаться с вами.

— Мне тоже.

— Командир и второй пилот должны с полслова понимать друг друга. Я своего характера менять не стану. У меня побольше опыта, чем у вас. Я хоть и не был на войне… Рыбу возил, проза жизни… Но здесь, на севере, нужно не мастерство высшего пилотажа, а больше всего выдержка и умение ориентировки.

— Я это знаю не хуже других. Но ваша пунктуальность иногда напоминает мне зубную боль…

В тесной кабине транспортного самолета оба летчика сидели рядом; перед ними, за стеклами, далеко простиралось чуть подернутое дымкой бледноголубое северное небо; под крылом самолета, видимая с высоты, проходила тундра, в конце августа похожая на сказочный ковер, сверкающий всеми переливами красок пестрого разнотравья; с высоты казалось, что самолет движется медленно, и только тень его быстро скользила по земле… Командиром корабля был старый летчик Петр Васильевич Суботин, внешне больше похожий на обыкновенного служащего, чем на пилота: его аккуратно подстриженные седые усы считались редкостью, которую почти не встретишь в авиации. Вторым пилотом был недавно демобилизованный из армии Владимир Корнев.

— Вы по характеру прирожденный истребитель, — сказал Суботин, продолжая спор, который они вели уже не в первый раз во время длинных рейсов, когда становится невозможно подолгу сидеть рядом, ни о чем не разговаривая, — про вас немало писали в газетах во время войны. Позвольте спросить: зачем вы пошли в гражданскую авиацию, когда с вашей славой вам могли предложить более высокие должности, чем кресло второго пилота?

Корнев ответил не сразу.

— Я сам отказался от командной должности в армии и от направления в академию. У меня есть мечта, — сказал он.

— Какая мечта?

— Сказать правду? Я хочу освоить разные машины в разных условиях. В транспортной авиации работать тоже нелегко — особенно, когда летишь в плохую погоду на большое расстояние… Мне нужна самая разнообразная практика. Я хочу стать испытателем…

— Вы?

— Да, я.

Суботин повернулся и недоверчиво посмотрел на напарника.

— Зря я вам сказал, — жалея о своей откровенности, проговорил Корнев. — Смеяться будете.

— И не подумаю. Мне не смешно, а грустно. Вы знаете, что такое испытатель?

— Знаю.

— Нет, не знаете. Настоящий испытатель среди летчиков то же, что большой артист среди других актеров. Это высший класс. У вас не выйдет. Выдержки не хватит.

— Почему вы так думаете?

— У вас еще мало терпения, нет привычки к настойчивой работе. Вы любите, чтобы все вышло сразу. Спокойно работать вам скучно. Вам надо было остаться истребителем… Да и кто вас направит в испытатели?

Корнев промолчал и стал смотреть вниз; снова, как это уже часто бывало во время споров с командиром, он почувствовал обиду. Самолет попрежнему шел над тундрой. Земля цвела в пестрых травах, внизу виднелись маленькие озера, похожие на синие тарелки, почти сплошь покрытые птицами, как белыми хлопьями пены. На песчаных косах, у берега прозрачной реки, тонким золотом плескались желтеющие уже березки… Они казались вырезанными из картона, а тени отчетливо ложились на землю.

— Когда я впервые попал в этот край, — сказал Корнев, — я и не думал, что здесь бывает так красиво. Мне почему-то тундра представлялась безжизненным, мертвым пространством…

— Мне очень приятно, что вы любуетесь нашим краем, но я хотел бы напомнить о вашей обязанности вести штурманский бортжурнал.

— При хорошей погоде? Мы и так видим на земле все ориентиры.

— Очень жаль, что этой обязанностью часто пренебрегают, заполняя журнал перед посадкой. У нас нет штурмана. Вам надо работать за него.

— В такую погоду это просто излишняя канцелярия, — с досадой сказал Корнев, чувствуя утомление от ровного и настойчивого тона, который приходилось ему теперь слушать в каждом полете. Он летал с Суботиным уже несколько месяцев, но они так и не сумели найти общий язык. Получив назначение в экипаж Суботина, Корнев встретил на аэродроме бортмеханика Костю Строева и спросил у него: какого он мнения о командире? Ответ был короткий: