Андрей Меркулов - Крылья земли

— А вы, рассказали бы, что с вами бывало. Все равно еще пиво в буфете есть, — сказал я ему. — Право, лучше бы рассказали. Я хоть немного буду знать об авиации.

— А что вы можете знать об авиации? Даже если я расскажу? Рассказать этого все равно нельзя, все равно ничего не узнаешь. Это надо самому попробовать. Да я и рассказывать не умею. Это я сегодня первый раз в жизни разговорился, потому что на пенсию выставили. Мне теперь только и дела, что рассказывать. Парень, пойди-ка к нам, — позвал он официанта.

— Я вам ничего не буду рассказывать, я расскажу только один случай, а то если все рассказывать… Дорога слишком короткая. Реки не хватит… Я вам расскажу только один случай, самый обыкновенный, когда ничего не случилось, а только все могло случиться. Вы тоже пейте пиво. Я один все не выпью. Парень, дай-ка нам теперь твою засохшую икру, мы ее в пиве размочим, — обратился он к официанту.

Официант поставил икру и сел за соседний столик. Он тоже хотел послушать. Ему было скучно в этом пустом буфете; за окном попрежнему тянулись глинистые берега, и дождь как заладил падать в реку, так и падал не переставая.

— Мы должны были вылететь ночью, — сказал летчик, — это было несколько лет тому назад, только где это было, для вас неважно; есть такая трасса, где летишь сотни километров и внизу только лес, сесть некуда. Была зима. Нам надо было пролететь с грузом почти пятьсот километров, трасса была знакомая, мы там часто летали.. Метеослужба сообщила, что погода нормальная. Я, как полагается, зашел на диспетчерский пункт — все было в порядке, в воздух нас выпускали, и пункт посадки принимал. На метеостанции мне показали синоптическую карту, объяснили, где ждать теплый фронт, где возможно обледенение, какая ожидается сила и направление ветра. Мне под расписку дали бюллетень погоды с указанием срока, на который дан прогноз. Я вернулся к диспетчеру, и он проставил у себя в графе: вылет разрешен, высота полета такая-то. Весь воздух у нас разделен на зоны, как слоеный пирог, это сделано всюду, где машины ходят по трассе; в одном и другом направлении трассы машины идут на определенной высоте, чтобы не столкнуться в облаках. У нас, как видите, тоже есть свое расписание, как у поездов. Только в воздухе организовать это гораздо сложнее. Все было в порядке и все было как обычно, и я даже помню, что подумал как обычно: бывает и так, что метеослужба врет. Мы, летчики, на нее в большой обиде. Конечно, определение погоды дело очень сложное, но хотелось бы все же, чтобы они поточней работали. Слишком много зависит от этого.

Я пошел к своему экипажу. Самолет был готов, мы осмотрели его как полагается, сели по местам. Я был первым пилотом, командиром самолета, поэтому взлет полагалось производить мне. Я скомандовал, и тогда бортмеханик, нажав стартер в кабине, запустил моторы; потом я спросил по командной радидстанции диспетчерский пункт: «Разрешите выруливать?» — «Разрешаю». Я снял машину со стояночного тормоза, прибавил газ; моторы увеличили число оборотов, и самолет по рулежной дорожке двинулся вперед на взлетно-посадочную полосу. Я вам все это подробно рассказываю, потому что вы сами просили. Если хотите слушать, то слушайте. Вы знаете, как надо поднять самолет? Ну тогда слушайте. Когда выводишь самолет на старт, то управляешь им с помощью тормозов на правое и левое колесо и моторами, меняя то справа, то слева число оборотов. Таким образом, самолет разворачивается на земле и выруливает на старт.

У взлетной полосы я снова спросил диспетчера: «Разрешите на исполнительный старт?» Пока находишься в зоне аэродрома, ты все время связан с командной радиостанцией и разговариваешь сам, без радиста, с АДС — аэродромно-диспетчерской службой. Я спрашиваю: «Разрешите?» И мне ответили: «Разрешаю». Я стал выруливать на старт.

Когда перед тобой остается прямая бетонная полоса шириной метров в сто и длиной до двух километров, то прежде всего пробуешь моторы, сдерживая еще машину на тормозах. Если моторы работают ровно, не чихают, то все в порядке, и тогда отпускаешь машину, плавно прибавляешь газ обоим моторам, увеличивая число их оборотов и этим увеличивая скорость машины; и теперь уже рукоятку сектора газа передаешь механику, он в это время стоит около тебя и следит за всеми приборами, показывающими работу моторов. Но ты уже не смотришь на приборы. Ты летчик, твое дело взлететь. Перед тобой штурвал, который наклоняется от тебя или к тебе, и от этого на хвосте движется руль высоты; хвост машины, уже бегущей по бетону, поднимается в воздух; рулем поворота, который управляется педалями, удерживаешь ее в прямом направлении; все это надо сделать одновременно, сразу, в то время, пока она все быстрей бежит по полосе; и теперь ты уже совсем не чувствуешь, что машина весит десять тонн, так легко она рвется в воздух по мере увеличения скорости. Если ты опытный летчик, то ты, делая все это на большой скорости, в то же время по линии горизонта замечаешь, в каком положении хвост, и видишь землю, стремительно бегущую под крылья, и еще успеваешь заметить на приборе, что скорость достигла ста двадцати километров, что необходимо для отрыва от земли. Момент отрыва определяешь скорее всего чутьем. Чуть-чуть потянув на себя штурвал, отрываешь машину от земли. На все это уходит несколько секунд. Движение штурвала, чтобы подняться в воздух, настолько незначительно, что о нем нельзя рассказать. Но ты это сделал, и машина уже в воздухе; теперь ты выдерживаешь, ее на метр над землей, пока не наберется скорость в сто шестьдесят; только тогда начинается набор высоты. Штурвал опять на себя, набираешь сто пятьдесят метров высоты, это видно по прибору, и начинаешь первый разворот. Ночью обязательно надо сделать контрольный круг над аэродромом; точнее говоря, мы делаем четырехугольник. По компасу берешь нужное направление и ложишься на курс, уходишь от аэродрома. Через десять минут я сказал диспетчеру: «На борту все в порядке. Высота тысяча пятьсот. Разрешите закончить связь». Я называю свою машину. Мне отвечают: «Связи конец». В это время мы уже были в тридцати километрах от аэродрома на высоте в полтора километра. Командная радиостанция выключается, и теперь уже работает радист — разговаривает по связной радиостанции с районной диспетчерской службой.