Сильный ветер дул с озера. Волны набегали одна за другой тяжелыми, широкими валами. Чем ближе они подкатывались к берегу, тем уже и острее становились их гребни. Широкая полоса прибрежного песка напоминала пенящийся порог. Волны смыли с прибрежного песка обуглившиеся остатки потухших костров, как будто никто — ни рыбаки, ни гуляющая в субботний вечер молодежь — не задерживался здесь послушать тихие всплески волн. Буря прогнала людей с песчаного берега, а суда с открытой воды.
Сюда, на бурлящий пеной берег, пришел только один человек. Ветер трепал его брезентовый плащ и сердито выбрасывал искры из его папиросы. Маленькая собачка с острой мордой стояла возле него, боязливо помахивая хвостом, когда хозяин смотрел на нее.
Буря подняла воду на реке Туулиёки. Вчера нескольку пучков бревен сорвались с цепей, уплыли на озеро и рассыпались. Их собрали, но все-таки Воронов решил посмотреть, не выбросило ли часть из них на берег. По правде говоря, ему было трудно идти на запань, где он мог встретить Кирьянена или Кюллиева. Еще станут смотреть соболезнующими глазами: как, мол, обдумал, за что тебя критиковали на партийном собрании? Да, он думает уже третий день. Мало ли он сделал для сплава? Мало ли он сделал для механизации? Кто достал лебедки, локомобили, сплоточную машину? Он с Александровым. Он не верит в способности людей? И кто это говорил? Кюллиев и Кирьянен. А по чьему почину один из них стал мастером, другой механиком? По его, Воронова. Кто поддерживал Александрова в его новаторстве? Он, Воронов…
Большая волна помчалась к берегу, крутя вырванные со дна водоросли. Приближаясь, она шумела сильнее других и, разбившись о песок, выбросила брызги прямо к ногам. Воронов пошел по направлению к поселку.
Его упрекали и в том, что он сам пошел разбирать затор. Тут он, конечно, допустил ошибку, но есть же ошибки, которые не все способны совершать. Пошел бы Кюллиев на затор? Ну, Кюллиев, быть может, и пошел бы, но мало ли людей, которые безупречны лишь потому, что неспособны к действию? Почему-то вспомнилось, как Ольга однажды, после боя под Цинтеном в Восточной Пруссии, упрекала его за то, что он зря подставил себя под огонь. Но в этих упреках было столько теплой ласки, что с того дня Воронов стал еще больше любить ее.
Зорька остановилась и, навострив уши, смотрела на холмик. Из-за холма появился мальчик в слишком большом для него плаще.
— Михаил Матвеевич, — крикнул мальчик, — вас ищут в поселке.
— Сейчас приду, — машинально ответил Воронов и вдруг подумал: «А что же, собственно, произошло? Почему он избегает людей, бродит по берегу, словно лунатик, когда другие заняты работой?» Спросил мальчика: — А ты, Минко, собираешься рыбу удить?
— Да, в устье реки. Там вот такие большущие окуни…
Но Воронову было не до окуней. Он заторопился в поселок.
В конторе ждал Койвунен. Мякелев успел шепнуть Воронову, кивнув на Койвунена:
— Хорошие вести принес. Я же сказал тебе, что они справятся. Опять я оказался прав!
Воронов сухо поздоровался с Койвуненом и повел за собой в кабинет. Койвунен сел и задумчиво пососал трубку, в которой не было огня. Воронов протянул ему спички, открыл окно. Крепкий синий дымок узкой полоской заструился через открытое окно на улицу.
— Почему не сразу приехали, когда я вызвал вас? — сухо спросил Воронов.
— Никак не мог, Михаил Матвеевич, — сказал Койвунен и, помолчав, будто что-то обдумывая, продолжал: — Трудно там было, но теперь, кажись, все. Хвост сплава миновал Пожарище.
— Уже Пожарище?! — Воронов обрадовался. — Значит, все в порядке!
— Да, в порядке.
Воронов и раньше не очень ясно представлял, как он будет объясняться с Койвуненом. Надо бы наказать его за непослушание. Но, с другой стороны, Койвунен мог сослаться на то, что не справился бы с бригадирством. Да и положение дел ему было виднее там, на месте. А теперь, после партийного собрания да еще после такой новости, он уже совершенно не знал, как говорить с этим старым сплавщиком.
— Значит, вернулись? Ну что ж, идите отдыхайте с дороги.
— Да что мне отдыхать? Не устал я, на машине приехал. Где я буду работать?
— На сортировке.
— Что ж, дело знакомое. Так можно идти?
Воронов кивнул головой, потом вдруг спросил:
— Как там Пекшуев? Справляется?
Койвунен взглянул на дверь, за которой работал Мякелев, и довольно громко сказал:
— А он тоже отказался от бригадирства. Посмеялись мы над приказом Мякелева, да и ладно, а работами по-прежнему руководит Потапов.
Читать дальше