Быстро позавтракав, он пошел в контору.
Однако переговорить с Мякелевым не удалось. Делопроизводитель, молоденькая девушка, шепнула, что у Мякелева представитель из сплавной конторы. Николай в ожидании присел у двери, которая была приоткрыта.
— Мне нет никакого дела до того, где находится Александров, — повышенным голосом говорил незнакомый человек. — На заказе имеется подпись начальника рейда. Мы прислали вам почти все, что вы просили. А что вы сделали, например, с оборудованием и машинами для электростанции? Все это лежит под открытым небом. Это не государственный подход к делу…
— Я понимаю, что не государственный… — промямлил Мякелев. — Это же Александров выписал…
— Опять Александров.
— Поверьте, я говорил тогда начальнику, что надо подумать, прежде чем подписывать. Но он не послушался. Взял и подписал…
— Ну и порядки у вас! Сидите, как собака на сене: ни себе, ни другим.
Было слышно, как Мякелев шагал из угла в угол, повторяя вполголоса:
— Это не моя вина, поверьте. Я отказывался подписывать… Могу это доказать. Воронов был на рейде. Это вы увидите по приказам. Я задерживал заказ, сколько мог. Но приехал Воронов, подписал…
— Это после аварии плотины?
— Кажется, да.
— И заказали оборудование, хотя знали, что строительство электростанции приостановится?
— Во, во. А чья это вина, что плотина рухнула? Я там еще зимой акт составил. Могу вам и копии показать. Меня тогда не послушали — и результат налицо.
— Это мы знаем, — ответил незнакомец.
— А затор? Воронов снял багорщика…
— И про это знаем. Воронов за свою ошибку получил бревном по голове. Думаю, что достаточно, — засмеялся представитель. Потом он спросил: — Что же думает Кирьянен про оборудование? Ему бы надо теперь заботиться о таких делах.
— Ничего он не думает. — Мякелев презрительно фыркнул. — Кирьянен простой шофер. Хотя он и пытается прибрать к рукам все дела, но больше путает, чем помогает. Как и с этой плотиной на Пуорустаёки. Воронов дал распоряжение восстановить ее. Мы послали туда плотников. А Кирьянен начал мутить, что плотина сейчас не нужна, что ее надо будет построить в другом месте и все такое. Как будто это его касается. Сидел бы лучше у себя в мастерской, если его в механики выдвинули. И автомашина стоит там у них, не могут отремонтировать целый месяц.
Кто-то забарабанил пальцами по столу. Николай знал, что это не Мякелев. Так делает человек, сосредоточенно обдумывающий выход из положения, перед тем как высказать определенное решение. Вскоре Николай услышал и решение.
— Мы заберем у вас машины и оборудование. Подготовьтесь к сдаче.
— С удовольствием, — согласился Мякелев.
Николай вскочил и выбежал на улицу, решив про себя: «Ну нет, этого не будет».
Кирьянен лежал под разобранной автомашиной и проверял раму, когда Николай прибежал в мастерскую.
— У нас забирают механизмы! — закричал Николай с порога мастерской, как будто его грабили средь бела дня и он просил помощи.
Кирьянен как будто не слышал и продолжал пыхтеть под машиной.
«Такой же, как Койвунен. Ничем не проймешь. «Посидим, пока баня сгорит. А потом будем думать, где париться», — вспомнил Николай с раздражением любимую присказку Койвунена.
Но вот наконец Кирьянен вылез из-под машины. Но он еще долго отряхивал комбинезон, тщательно тер руки и только после этого обернулся к Николаю.
— Ну, расскажи толком. Кто забирает? Какие механизмы? Почему?
— Из сплавной конторы приехали! — уже с отчаянием в голосе и размахивая руками, прокричал Николай. — Забирают электростанцию, то есть оборудование. И Мякелев согласился.
Воронов лежал в постели. Он поднимался ненадолго только в те часы, когда приносили почту. Вот и сейчас он быстро разобрал ее, газеты положил рядом на стул. Разорвал конверт. Это был, наконец, ответ Ольги на его письмо, длинный ответ, написанный без помарок, — видно, письмо это она переписывала и, может быть, не раз.
«Миша, для того чтобы решить, как нам быть дальше, надо встретиться, — писала Ольга. «Значит, опять ни да, ни нет», — подосадовал Воронов и начал читать дальше. — Изменился ли ты, изменилась ли я — мы не знаем, а без этого нельзя жить вместе. — «Вот уже ближе к откровенному разговору», — заключил Воронов и присел на постели, опираясь на локти. — До знакомства с тобой мне казалось, что я никогда никого не смогу полюбить. Ты был первый, кого я полюбила. Полюбила так сильно, что даже твои недостатки казались мне достоинствами. Я восхищалась тем, что ты прям и резок, что ни с кем и ни с чем не считаешься, когда этого требует дело. И разве можно было не уважать в тебе эту силу характера, когда речь шла о выполнении боевых заданий? Меня трогало до умиления, когда солдаты говорили перед боем: «Ничего, наш майор не подкачает». «Наш майор…» — ведь это надо заслужить. И ты заслужил смелостью, честностью, храбростью — всем тем, чем завоевывают сердце солдата.
Читать дальше