Осыпались камни на тропе: кто-то шел сюда. Лейтенант оглянулся и увидел женщину. Она приближалась, мягко колыхая бедрами, румяная от быстрой ходьбы, еще красивее, чем вчера.
Лейтенант оробел от неожиданности и не знал, как вести себя.
— Еле нашла! — воскликнула женщина, опуская плетеную корзину. — Добрый день!
— Добрый день, — пробормотал лейтенант, глядя вниз.
— Покушать вам принесла, — просто объяснила она свой приход. Безобидная тема разговора и почтительное «вам» возвратили лейтенанту самообладание.
— Спасибо. Зря вы только утруждали себя. Я не голоден.
Она засмеялась.
— Не голодный! Продукты усе дома оставили.
— А у меня аттестат есть, — сказал он и притронулся к карману гимнастерки.
Продовольственный аттестат сродни скатерти-самобранке, но его волшебную силу способен вызвать не владелец, а кладовщик продпункта. Она знала это, женщина с темными, все понимающими глазами.
— Аттестатом не закусишь. Назад пойдем — покажу, где склад: на станции, за водокачкой. Котелка нету? Воды принесу.
— Да я и сам, — сказал лейтенант, беря котелок.
Женщина взялась за дужку, и они наконец встретились глазами. В ее взгляде светились нежность и признательность и еще такое, чего он не мог определить одним словом. Она едва заметно качнулась к нему, и лейтенант, не устояв перед призывом, обнял ее. Женщина с готовностью приоткрыла яркие губы, но он не целовал, только прижался теснее. Они постояли так, обнявшись. Он — с закрытыми глазами, она — глядя перед собой на могилу с деревянным обелиском.
— Тут они и лежат?
Лейтенант вздрогнул, ослабил руки и отступил.
— Да.
Она протяжно вздохнула.
— Ну, кушайте, а я воды принесу и патроны пособираю.
Женщина произнесла это так, словно они вместе собирали гильзы и вот прервали работу на обед.
Он не посмел возразить.
Вдвоем работалось споро. Они вместе наполняли гильзами вещмешок и плетеную корзинку, он относил их, ссыпал в общую горку и опять возвращался.
— Уже на три тачки наберется, — прикинув на глаз металлический холмик, сказала женщина и поправила выбившиеся из-под платка черные, блестящие волосы.
— Машину обещали, — сообщил лейтенант и, покраснев, спросил: — Как вас зовут?
— Шура. А вас?
— Федя.
Губы женщины дрогнули и скривились.
— Как? — переспросила сдавленным голосом.
— Федя, — повторил он и сразу вспомнил, что ее мужа звали Федором. — Федор Михайлович, — добавил он, стремясь другим отчеством разрушить совпадение. — Федор Михайлович Миронов.
Она несколько раз кивнула, снова нагнулась за гильзами и больше не начинала разговор. Так, в молчании, они проработали еще часа два. Солнце переплыло ущелье уже давно, и бархатные тени стали густеть.
— На сегодня хватит, — предложила несмело Шура. — До темного чтоб дойти. Завтра закончим. А то и склад на станции замкнут.
Не получить продукты лейтенант не мог.
— Хорошо.
Пока он одевался, она отошла к могиле и замерла перед ней.
Дорогой тоже молчала, думая о своем. Молчал и он, утомившись за день.
Искать новое место для ночлега было поздно, и лейтенант опять пошел к Шуре. Поужинав, вконец разомлел от усталости, но едва утонул в мягкой постели, как спать расхотелось, и он с удовольствием следил за Шурой. Она быстро и ловко управилась с хозяйством и ушла в другую комнату. Лейтенант прикрыл глаза и стал ждать.
Шура долго не показывалась, потом вошла, все еще одетая.
— От что, Федор Михайлович, любимчик ты мой, — сказала сурово и печально. — Не можу я с тобою больше. Надумала я у могилы, что и мой так лежит. Как увидела вроде. Теперь усе время он рядом. Не можу я при нем. Не можу. — Она скрылась за ситцевой занавеской, а через несколько минут возвратившись, спокойно спросила: — Тушить?
Лейтенант молча прикрыл глаза.
Утром они втроем позавтракали. Шура отвела сына к соседке через улицу, а сама отправилась в ущелье: «Пособираю, пока вы у комендатуру сходите». Лейтенант попытался отговорить ее, но Шура строго сказала:
— И мой так лежит.
Разубеждать ее лейтенант не решился.
В ожидании коменданта — тот куда-то срочно выехал с патрулями — еще раз перечитал список роты.
Одного Сидорова звали Иваном, другого — Федором. Лейтенант хорошо помнил его, Федора Яковлевича Сидорова. К солдату все обращались по имени и отчеству: пожилой был…
Отражали танковую атаку. Тяжелые гранаты кончились, остались противопехотные. Федор Яковлевич был слишком стар бросать гранатные связки, а людей уже мало. Федор Яковлевич наполнил вещмешок, привязал один за другим три солдатских ремня и по-стариковски неуклюже перелез через каменный бруствер. Мешком с гранатами он действовал как подвижным фугасом…
Читать дальше