Илья Миксон - Святое дело

Сейчас командарма тревожила высота 68,7 во второй полосе вражеской обороны. Артиллерийская канонада была в разгаре, готовые к атаке бойцы еще докуривали последние самокрутки на дне траншей и окопов, а командарм уже мысленно ждал их на высоте 68,7. Глядя на карту, он представил себя у крутого, почти обрывистого склона холма, на окраине деревни Березовка. Внизу кривым ятаганом заболоченный лог, за ним обратные скаты другой возвышенности, что дальше переходит в волнистое поле с рубежами обороны на гребнях. Преодолев все траншеи, атакующая лава очутится на открытом лобном месте перед высотой 68,7.

Пулеметы господствующей высоты держат под смертоносным огнем целую дивизию по всему ее фронту!

Не держат, могут удержать… Субъективная тревога командарма ничем не подтверждалась. Холм с отметкой 68,7 на аэрофотоснимках — белое пятно.

Обычно от деревень остаются печи с трубами. С воздуха они выглядят черными тенями обелисков. Березовку разбомбили в сорок первом начисто. Деревня жила только на картах, как умершие родственники в семейных альбомах.

Командарм приказал повторить воздушную разведку. На глянцевитых листах не отпечатались ни обелиски, ни блиндажные выпуклости, ни тонкие линии траншей и окопов с узелками стрелковых ячеек — ничего. Голая безжизненность. Подозрительно голая! Немцы не могли не включить господствующую высоту в систему обороны.

Рассуждения и выводы командарма были логичными, убедительными, но не могли служить веским обоснованием для бомбового удара. Интуиция — производная опыта, но опыт не шаблон ответа, а лишь прецедент, исторический аналог, исходная точка. Командарм никогда не полагался только на интуицию, потому и приказал организовать пешую разведку…

— Как «Черемуха»?

— Молчат, товарищ генерал… Стряслось у них что-то…

— Да-да, — покивал командарм и сдвинул рукав полушубка.

Наступило пронзительное мгновение «Ч».

— Вперед! — тихо приказал командарм.

В небо вонзилась красная ракета.

Как только сержант перекусил третью нитку проволочного заграждения, так и началось…

Дивизион обеспечения немедленно открыл ответный огонь; разведчики уползли вправо, к запасному месту перехода, и опять подобрались к немецкой колючке.

Вскоре «фонари» погасли, огонь с той и другой стороны затих. По знаку старшего лейтенанта, командира разведчиков, начали все сначала. Но действовали осторожнее: скинули рукавицы, прощупали каждый провод.

Третью нитку обвивала тоненькая жилка: перекусишь ее — и разомкнулась где-то цепь, сработал сигнал тревоги.

Сержант и Хлебников легли на спину и отжали на вытянутые руки коварную нитку. Разведчики проскользнули под ней и сгинули в ночи.

Выждав немного — все прошло тихо, спокойно, — сержант толкнул Хлебникова валенком: «Домой». Они выбрались из-под заграждения и поползли к своим окопам. Но немцы почему-то опять взбесились, закидали нейтральную зону минами.

«Переждать придется, — шепнул в ухо сержант. — Воронка тут рядом от двухсотки, поищу. Схоронимся там пока».

Воротился он быстро и позвал за собой.

Сержант перевалил кочковатый гребень бомбового кратера, и почти тотчас оттуда полыхнул оранжевый гром. Взрывная волна отшвырнула Хлебникова на несколько метров. Так он и не понял: сверху мина упала или внизу караулила, ловушку немцы подстроили…

Соображал он туго: в голове звон, в ушах вата. Хлебников даже поковырял в ухе, будто на самом деле там вата была. Потом резко тряхнул головой и его замутило.

Отлежавшись, Хлебников подобрался к воронке. В нормальном состоянии понимал бы: искать сержанта пустое дело.

В вышине беззвучно лопались осветительные ракеты, вокруг огненно всплескивали разрывы мин.

«Переждать придется», — подумал словами сержанта Хлебников. Или последний приказ вспомнил. Все-таки надо было найти его, командира, товарища. Спасителя, можно сказать…

Он долго кружил вокруг воронки. В руки попались ножницы и согнутый автомат без приклада.

Одна неумело запущенная ракета упала совсем близко и догорала на снегу. При мертвенном неверном свете ее Хлебников наконец увидел сержанта. Тот выглядывал из глубокого, до подбородка, ровика. Хлебников обрадовался, крикнул: «Здесь я!» Сержант не ответил. Приблизившись к ровику, Хлебников понял, что сержант мертв. В последние минуты ему, видимо, было жарко. И каску, и подшлемник снял. С бровей и усов стаял иней, а вокруг черно набухал снег…

В беспамятстве от ужаса Хлебников приподнялся на карачки и судорожно-быстро пополз к линии заграждения. Там он опять распластался и пробрался на вражескую сторону.