Василий Цаголов - Набат

— А это что?

— Это граната, Матюшкин, а не танк. Людей погубим.

— Вы к гранате прибавьте мою душу, злость, и сразу другая сила будет.

Обнял его генерал за плечи, но получилось неуклюже.

— Отойдем, а он ходу прибавит, снова нагонит, факт!

Матюшкин шмыгнул носом:

— Тряхнем его разок-другой, а там, если по стратегии надо, — и отойдем.

Послышался рокот моторов, генерал вскинул бинокль: из леска выползли танки. Раз, два, три, четыре, пять… Ну, это не так страшно. Шуму больше наделали. Не промедлил бы Ганькин! Не отрываясь от бинокля, генерал просматривал поляну. Или бойцы умело замаскировались, или комиссар с ними опоздал.

Танки ползут по белоснежной скатерти.

Одно орудие с перебитым колесом…

Уже свастику различает на броне без бинокля. Гусеницы отбрасывают в сторону комья снега.

«Обстановка требует, товарищ Хетагуров, сделать невозможное… Задержите противника на своем участке».

Если бы войска армии не оказались расчлененными. Молчит единственное орудие. Молчит оборона.

Молчат истребители. Где же комиссар?

— Матюшкин!

— Слушаю!

— Где комиссар? Проверь…

Не успел отойти Матюшкин, как впереди ухнуло, и танк обволокло густым дымом. И тот, что шел слева от головной машины, встал. А головная идет прямо на генерала. Ударило единственное орудие. Махина продолжала надвигаться.

«Удержать рубеж. Любой ценой».

— Матюшкин!

— Я!

— Гранату!

— Товарищ генерал! Не пущу!

Предстал перед ним мысленно прежний адъютант. Молоденький. Форму еще не успел помять, ремни на нем скрипят… Немцы идут во весь рост. Генерал выскочил из окопа, и люди бросились вперед. Если бы не адъютант, пришлось бы и ему пойти в рукопашную. Адъютант закричал: «Товарищ генерал! Не пущу!»

Потом, на новом рубеже, его убило…

— Матюшкин, — тихо повторил генерал.

— Не могу…

— За нами, милый, Москва.

Тряхнув рукой, генерал сбросил варежку.

Матюшкин вложил ему в руку гранату, а сам на брюхе выбрался из траншеи.

Сжал генерал гранату. Ползет вперед Матюшкин. Танк, не сбавляя скорости, палит на ходу. Встал генерал во весь рост, занес руку с гранатой.

Матюшкин успел метнуть раньше.

Головной танк застопорило. Откинулась башенная крышка, и из люка высунулось дуло автомата. Застрекотало. Матюшкин подскочил к танку, бросил в люк «лимонку», отбежал, упал, прежде чем услышал глухой взрыв.

Два танка повернули назад. Немецкие автоматчики зарылись в снег, открыли бесприцельный огонь.

Вернулся ползком Матюшкин. Без шапки, разгоряченный.

— Ах, разиня, посеял, — бормоча, свалился в траншею.

— Как ты его? — не удержался генерал.

— Ушанку-то?..

— Танк..

— Не знаю, — просто сказал Матюшкин. — Шапку вот потерял, старшина другую не даст.

— Ты папахи достоин, Матюшкин, генеральской.

— Уж скажете… — не по уставу ответил боец.

Пришел Веревкин, без слов сунул Матюшкину ушанку.

— Спасибо, — сказал ему в спину Матюшкин, и на душе у него потеплело.

Генерал приказал:

— Приготовиться к контратаке! Эвакуировать тяжелораненых.

Козырнул Матюшкин, а когда отошел, понял: формальность в ту минуту была лишней.

Оглянувшись, Хетагуров крикнул вслед:

— Что же с комиссаром?

Послышались шаги. Возвращался Матюшкин.

— Матюшкин!

— Я!

— Найди полкового комиссара.

Снова ушел ординарец, но вскоре вернулся, топая сапогами.

— Товарищ генерал, беда, — выпалил он.

— Погиб?

Генерал подался к Матюшкину.

— Славка… Сын его подбил танк и сам…

Генерал бежал по траншее запыхавшись, ему помогли выбраться.

Комиссар стоял с обнаженной головой…

Расстегнул генерал полушубок на груди, перевел дух, всмотрелся в Славку, лежащего на шинели.

Комиссар опустился на колено, поцеловал Славку в забитые снегом волосы. Не выдержал: встал, уронив голову, беззвучно зарыдал.

Стащил с головы шапку генерал. Бойцы, взявшись за края шинели, подняли товарища… Им наперерез шагнул генерал, положил руку на холодную Славкину щеку. Отступил, опустив плечи, пошел к траншее.

Из траншеи стал рассматривать в бинокль поляну. Мысль о комиссаре мешала сосредоточиться: на поляне притаились немецкие автоматчики. Пойдут ли танки им на выручку? Хотя бы они опоздали.

Пришел комиссар… Рядом тяжело дышал Матюшкин.

— Разрешите ударить по ним с тыла и флангов? А вы с фронта пойдете. То есть не вы, а бойцы, — спохватился ординарец.

«И я ведь об этом думаю. Ему бы генералом быть», — Хетагуров хотел сказать: «Молодец», но его опередил комиссар.