Лев Кукуев - Море в ладонях

Большое горе свалилось вдруг на него. Ждал счастливой минуты, ждал дочь или сына. Три дня ходил сам не свой, три дня длились роды… И Татьяна Семеновна родила. Но какой ценой?! Ценой собственной жизни.

Смерть жены состарила сразу на десять лет. Дочь свою он назвал Татьяной. Вызвал к себе сестру — незамужнюю, одинокую…

В сорок первом было уже два года Танюше. Как-то раз, защищая молодых педагогов от нападок въедливого Подпругина, Коренев «врезал»: «Подлец, карьерист!»

Через кабинет Коренева Подпругин пронесся со скоростью отлетевшего от стены мяча.

Два этажа по лестнице он миновал в темпе, на который способны только мальчишки, спешащие в раздевалку. Он и по улице так спешил, что его сторонились прохожие, качали вслед головами.

Какой-то пьяный загородил дорогу Подпругину. Едва держась на ногах, полез обниматься. Подпругин его оттолкнул, сам выбежал на проезжую часть. И тут — пожарная машина…

Да, Подпругин и мертвый мстил за себя. Следствие вел некто Гашин. Закрутил так, что не прямо, так косвенно в смерти Подпругина был повинен он, Коренев. В руках ревностного стража законности дело из уголовного переросло в политическое. Гашин и у бывшего завуча Ушакова постарался добыть на Коренева компрометирующий материал. Как выяснилось поздней, добыть не добыл, но факт оставался фактом, и было время, когда Коренев усомнился в честности Ушакова.

Чем бы все кончилось — трудно сказать. Но в камеру предварительного заключения Коренев угодил, партийный билет изъяли… А двадцать второго июня смерть навалилась извне, навалилась огнем и металлом, разрухой и голодом.

Не всем удалось попасть на фронт, но Кореневу довелось. Мимо Бирюсинска поезд промчался ночью. Напрасно сестра Коренева вместе с маленькой Таней проторчала почти трое суток на вокзале. В каждом грохочущем эшелоне ехали сотни и тысячи мобилизованных. Ни их разглядеть, ни они тебя. А эшелоны все шли и шли. Шли чаще с людьми, чем с техникой. Технику нужно было ковать, а люди сами осаждали военкоматы, горкомы, райкомы.

На тринадцатые сутки эшелон Коренева угодил в Белоруссии под бомбежку и потерпел крушение. А на четырнадцатые — полувооруженную часть бросили в бой. Коренев получил старую трехлинейку и три обоймы патронов. Бой был короток, жесток. Гитлеровцы зажали в клещи, набросились танками.

Грязный, изодранный и измученный, Коренев не успел окопаться, лежал в какой-то канаве. Танки прошли стороной, добивали недобитых. Один тупорылый шел прямо на Коренева, шел медленно, ослепляя отполированными о грунт гусеницами. Ими он только что раздавил какого-то обезумевшего бойца. Следы грязи и крови въелись в пазы гусениц…

Винтовка тряслась в руках Коренева. Он выстрелил и был уверен, что попал в стальную махину. Но тупорылый танк все шел и шел. Второй, третий выстрел! Дрожь земли передалась и Кореневу. Кончилась обойма. Коренев в ярости отбросил винтовку, встал во весь рост, разорвал на груди гимнастерку.

Но стальная громада не торопилась. Короткоствольная с набалдашником пушка круглым черным зрачком, не мигая, уставилась на солдата. Прошло несколько долгих секунд молчаливого поединка, и бронебойный снаряд со страшной силой проревел чуть выше головы человека…

Гитлеровцы потешались. Им было мало просто убить. Кровь как кровь им наскучила. Обратить человека в бегство, догнать и подмять гусеницами, услышать предсмертный крик — вот чего им, хотелось…

И Коренев понял это. Понял и ужаснулся такому садизму. Он растерялся, утратил власть над собой. Может быть вечность, а может быть миг он смотрел только на гусеницы. Пушка снова рыгнула болванкою стали и громом огня. Но в груди Коренева уже все клокотало, рвалось от гнева наружу. Он должен был жить, должен был мстить этим извергам! Должен!

Стиснув зубы до боли, он бросился в сторону, запетлял.

Он бежал и слышал все нарастающий гул гусениц. Башенный люк открылся, и фашист, гогоча во все горло, начал палить по нему из ракетницы. Что-то ударило в спину, обожгло страшной болью. Коренев бросился в первый попавшийся окоп и быстро пополз в сторону.

Танк, дойдя до окопа, несколько раз развернулся на месте. Окоп обвалился. Но Кореневу посчастливилось. Он ушел отползти и спрятаться в нише…

Таким оказалось боевое крещение.

Путь к победе был труден и сложен. Вначале сотни километров с отступающими войсками на восток, потом сотни километров на запад. Первые были короче, но тяжелее.

Войну кончил Коренев в Берлине. Два ордена, три медали, два тяжелых, три легких ранения — весь нажитый капитал.