Лев Кукуев - Море в ладонях

Там — на фронте — о восстановлении в партии не приходилось и думать. Там оставалось одно: если пуля врага оборвет жизнь в бою, просить товарищей по оружию считать его коммунистом.

Много с тех пор утекло воды, много добавилось и седин в голове. И в партии Коренев восстановлен. Два года преподавал, теперь на партийной работе. Но раны сердечные — раны особые. Нет, нет да и закровоточат.

Коренев раскурил затухшую папиросу, посмотрел в ту сторону, куда скрылась «Волга». В трудные годы войны Ушаков работал в горкоме, потом в обкоме, отвечал головой за размещение эвакуированных заводов. Даже производственные мастерские учебных заведений изготовляли гранаты и противотанковые мины. Приходилось вместе с подростками и изнуренными женщинами спать у станков в неотопленных помещениях, недоедать. Для многих легче было идти на фронт, чем обеспечить победу в тылу.

За пятнадцать послевоенных лет Ушаков вырос в руководителя краевого масштаба. Утратил прежнюю стройность, подвижность, но, видимо, счастлив, хотя повседневно загружен работой по горло и трудно его застать в кабинете. В свое время он помог Кореневу с восстановлением в партии. Одной его рекомендации было достаточно.

Так почему же тогда Коренев не решился остановить изящную черную «Волгу»? Он сам над этим задумался, чуть было не просмотрел другую попутную машину.

Газик уже поравнялся, когда Дмитрий Александрович поспешно вскочил. Скрипнули тормоза, мотор перешел на малые обороты.

— Не в сторону ли Еловска? — спросил Коренев человека, сидевшего за рулем.

— Угадали! Садитесь. Вдвоем веселей.

Когда газик тронулся, водитель сказал:

— В полдень машин всегда меньше. С утра и под вечер легче уехать.

Не зная зачем, Коренев возразил:

— Да нет. Недавно промчалась «Волга». Олень на капоте. Красивая машина, лихо идет.

— «Волга»?

— Да. Со вторым секретарем крайкома.

— С Виталием Сергеевичем? Он, пожалуй, теперь не второй. Почти год, как первый в Кремлевской больнице…

Несколько минут они ехали молча. Чем дальше вела дорога на подъем, тем шире раскрывался Байнур. Пароход внизу казался совсем крошечным, потусторонние скалы Байнурского хребта — игрушечной панорамой за толстым синим стеклом.

— Сколько до противоположного берега? — спросил Коренев.

— Километров шестьдесят, а правей больше сотни.

— Так много?

— Ну что вы, Байнур в длину более семисот.

— Простите, вы со стройки? — спросил Коренев.

— Нет. Председатель рыболовецкого колхоза. Дробов Андрей Андреевич. А вы?

— Работник Куйбышевского райкома в Бирюсинске, Коренев…

— Дмитрий Александрович?! — уточнил Дробов. — Я рад пожать вашу руку! — объявил он. — Теперь все понятно. Сегодня двадцать второе — день рождения вашей дочери… Вы едете к ней?!

— А вам откуда известно? — приятно задетый словами Дробова, спросил Коренев.

— Я тоже спешу поздравить Татьяну Дмитриевну! А цветов наберем за Сосновыми Ключами. Там цветы — чудо!

Но не только к дочери ехал Коренев. Он должен решить для себя: давать или не давать согласие на выдвижение своей кандидатуры парторгом ударной стройки большого целлюлозного завода.

А Виталий Сергеевич, действительно, не заметил Коренева. Откинувшись на спинку сидения и низко опустив голову, он погружен в свои думы. Со строительства целлюлозного до крайкома дошли тревожные сигналы. А строительство у страны на виду. Пришлось срочно выехать, уточнить все на месте. Не ждать же, когда начнутся звонки из Совмина или ЦК.

Виталий Сергеевич по праву считал себя коренным сибиряком. Здесь он родился, здесь прошли его детство, многие зрелые годы. Он помнил захудалые мастерские завода тяжелого машиностроения, который известен теперь своей продукцией на весь мир, помнил грязные мрачные цехи слюдяной фабрики, помнил кустарное производство десятка мелких предприятий, помнил то, что давно отмела сама жизнь, воздвигнув на старом новые корпуса заводов и фабрик.

Теперь его город не тот, каким был в первое десятилетие Советской власти! Зная неплохо свой край, Виталий Сергеевич не даром был зол на тех журналистов и лекторов, которые прежде всего разглагольствовали о необъятной территории Бирюсинского края, упирали на то, что в пределах его уместится три таких государства, как Англия или взятые вместе Московская, Тульская, Рязанская и еще около двадцати областей Украины и Российской Федерации… Не это главное, нет! Виталий Сергеевич хорошо представлял себе богатейшие запасы железа и угля, золота и графита, слюды и нефрита, каолина и магнезита, каменной соли и чистых известняков, стекольных и формовочных песков, разноцветных гранитов, мрамора, диабазов, алмазные россыпи… Он лучше, чем кто-нибудь, знал, что край его — это соболь и белка, песец и горностай. Это тысячи квадратных километров нетронутой тайги, сеть электрифицированных железных дорог, нефтепровод от Бирюсинска до Зауралья, мощные закольцованные ЛЭП, леса новостроек, гигантские комбинаты, с которыми могут сравниться лишь комбинаты Урала…