Анатолий Соболев - А потом был мир

— На здоровьичко, товарищ генерал, на здоровьичко.

Генерал сел в «виллис», так ни разу и не взглянув в сторону немцев, по-прежнему стоящих по стойке «смирно», и на лице его была такая же, как и у его бойцов, задумчивая и чуть недоумевающая улыбка, что вот и победили, вот и все, солдаты рыбачат, доят коров — значит, войне и в самом деле конец.

Генерал уехал.

По булыжной мостовой, грохоча гусеницами, шел танк. На башне его крупно написано белилами: «Смерть Гитлеру!», а на стволе орудия нарисован длинный ряд звезд: много сжег немецких танков и подавил орудий этот стальной мститель. На башне с открытым люком сидел молодой танкист и наяривал на трофейном чудо-аккордеоне. Расхристанный, с непокрытой белокурой головой, он весело орал, стараясь перекричать грохот гусениц:

Солдаты у костра с поощрительной улыбкой смотрели на лихого парня. Он подмигнул им и с еще большим усердием рявкнул:

Танкист прокатил мимо на своем боевом коне, пышущем жаром перегретого мотора и воняющем горелой соляркой.

Шустрый солдатик восхищенно поцокал языком и обвел всех восторженным взглядом.

— Во даем! А? Ну дела, братцы, ну дела! Это ж надо! Сломали хребет!

Сережа посмотрел на зубчатую, приземистую, вросшую в берег озера башню, на низкие крепостные стены и подумал о том, что вот он и увидел немецкие замки, сам штурмовал их, эти рвы, бункеры, толстостенные бастионы — камень, железо, бетон. То, о чем когда-то читал в книгах про рыцарей и разглядывал на картинках, теперь он видит наяву, будто попал в средние века с их замками и крепостями. Он любил историю и исторические романы. Мать его, преподаватель института, была влюблена в Германию, в ее литературу, в ее язык, и в их доме было много книг на немецком и русском языках. Мать любила повторять слова Генриха Гейне «Германия — зимняя сказка моя», любила читать наизусть по-немецки «Лорелею», и, когда Сережа написал, что воюет в Германии, мать прислала письмо, в котором советовала не упускать случая и как следует рассмотреть эту страну, ибо все это ему пригодится, когда пойдет в институт после войны. Мать была уверена, что он будет учиться на историческом факультете.

Сережа вспомнил идиллические открытки с пейзажами зимней Германии: сказочный лес в снежном убранстве, красавцы олени, охотничьи избушки. Ничего этого он здесь не увидел. Всю зиму наползали черные туманы, шел мокрый снег и промозглый холод пронизывал до костей. Лорелеи он тоже не встретил, а на рыцарских замках было написано «Sig oder Tod!» — «Победа или смерть!».

Нет, Германия не зимняя сказка…

Сережа вспомнил, как вчера, когда бой в городе достиг наивысшего ожесточения, он бежал за старшиной Буравлевым по лестничной клетке на верхний этаж, откуда стреляли фаустпатронами. На голову сыпалась кирпичная крошка, здание было полно дыма, горло обжигало едким воздухом, Сережа кашлял, едва поспевая за Буравлевым, боясь отстать. Впереди в дыму и пыли маячила широкая спина старшины, обтянутая телогрейкой, прожженной в нескольких местах, с вырванными клочьями ваты. На четвертом этаже старшина ударом сапога вышиб полусорванную дверь и кинул в квартиру гранату. Он сильно дернул Сережу за рукав и толкнул за косяк. Они прижались к стене, в квартире рвануло — оба спиной почувствовали толчок, в проем двери выплеснуло дым и кирпичные осколки. Буравлев, выпустив сначала автоматную очередь, вскочил в квартиру. Сережа за ним.

В оседающей рыжей пыли они увидели возле окна двоих. Один совсем мальчишка, другой — старик. Немцы лежали, изрешеченные осколками. Старшина пнул ногой каждого и, убедившись, что они мертвы, удовлетворенно сказал:

— Порядок.

Он вытер рукавом ватника молодой, но уже с залысинами лоб, отхаркнул пороховую пыль, облегченно вздохнул. А Сережа все никак не мог отвести глаз от мертвого мальчишки, по белому лицу которого стекала тоненькая струйка крови — осколок вошел в висок. Этот гитлерюгендовец подбил фаустпатроном самоходку, именно его видели в окне. После того как самоходка загорелась, командир роты и послал старшину уничтожить фаустпатронника. За старшиной увязался Сережа, помня его строгий наказ — в бою не отставать. Он всюду следовал за Буравлевым как нитка за иголкой.

Где-то рядом с шумом обвалилась стена дома, Сережа выглянул в окно. Старшина схватил его за рукав, прижал к стене, зашипел прямо в рот: