Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

А вот сегодня она была вместе с мужчинами. И так же, как ее муж, была веселой и словоохотливой. Первый тост был поднят за счастье присутствующих. Второй был персональный — за счастье Саяка. Тот поблагодарил, пожал плечами и выпил.

— Саяк, — сказал Жокен, — ты не пожимай плечами и не удивляйся, мы действительно желаем тебе добра и желаем счастья.

— Интересно, — сказал Саяк, поправляя свои черные очки и поворачивая лицо к Жокену, — почему именно сегодня вы заговорили о моем счастье?

— Знаешь, Саяк, — начал Жокен деловым тоном, — с тех пор как ты приехал сюда и стал жить с нами, я, твой близкий сородич, много раз думал о твоем будущем. Мы видим, что немалого ты в жизни достиг. И мы рады этому. Тебя здесь уважают аксакалы, уважает директор. Ты держишь в своих руках законы: вот оштрафовал соседние колхозы за самовольную порубку леса и выпас скота на территории нашего лесхоза-заказника, да еще добился, что их председатели схлопотали выговор по партийной линии. За это я тебя хвалю. Все видят, какой у меня сородич! Понимаю, аллаху угодно, чтобы мы с тобой, как две скалы, подпирали друг друга. — Жокен помолчал, затем заговорил вкрадчиво: — С работой у тебя ладится, деньгами, — Жокен усмехнулся, — ты, надо думать, где-то запасся. Не с зарплаты же подарил нашей дочке аккордеон… А вот устроиться в этом грешном мире все как-то не можешь. О себе не заботишься, да и не то, что надо, делаешь.

— Что же я не так делаю?

— Принес мне триста рублей, говоришь: «Сколько можно жить гостем?» Ты меня, своего родича, этим обидел, но я не стал спорить, положил твои деньги в ящик. Когда захочешь, можешь их забрать.

— Они теперь твои.

— Ну ладно, не о том разговор. Понимаю, ты хочешь чувствовать себя человеком самостоятельным. Но самостоятельность, Саяк, не только в этом.

— Выходит, ты считаешь, я не самостоятельный человек.

— Да, — сказал Жокен уверенно, — у человека должен быть свой очаг, своя семья, чтобы он мог подать своим гостям пиалушку чая, оставить их на ночлег, постелить им кошму, укрыть их одеялом. У человека должен быть свой дом, должна быть женщина, которая смотрит на него как на своего хана. Когда не слышно в твоем доме веселых голосов сыновей и дочерей, которые продолжают твой род, разве можно считать себя самостоятельным, счастливым человеком.

— Достаточно, Жокен, хватит общих рассуждений! Что хочешь сказать мне, скажи прямо.

— Женить хочу тебя.

— Что?!

— А чего ты удивляешься, Саяк? Мы, твои родичи, решили женить тебя, нашли женщину…

— Почему вы разговаривали с ней без моего ведома?

— Не забывай, дорогой, — с некоторым затруднением продолжал Жокен, — мы не виноваты, что ты инвалид. Поэтому мы хотели сперва узнать, согласна ли женщина, на которой мы думали тебя женить, и потом уж сообщить об этом тебе. Если бы вдруг она не согласилась, мы об этом разговоре с ней вообще бы не упомянули, чтобы тебе не было тяжело. Вот теперь сообщаем тебе об ее согласии, что очень приятно, по этому случаю и решили выпить по сто граммов.

— А мое согласие?

— Твое согласие, думаем, в наших руках.

— А кто она такая, эта моя голубка?

Супруги не почувствовали в его словах иронии.

— Хорошая женщина, — заговорила Жамал. В ее голосе Саяк уловил еле заметное волнение.

— И ты знаешь ее, да?

— Как можно сватать женщину, не зная ее? — засмеялась Жамал. — Она такая добродушная, — и, запнувшись, продолжала: — Чуть старше тебя, но выглядит хорошо.

— Если на двадцать лет старше, то ничего, — сдерживая негодование, сказал Саяк. Он нашарил лежавшие на краю дастархана сигареты и зажигалку, закурил.

— С чего это взял, что на двадцать лет… она старше тебя только на десять.

— Ты, наверно, очень старалась, Жамал!

— А как же, — и снова зазвенел ее с детства знакомый Саяку смех, — думаешь, так сразу уговорила! Теперь Жокену нужно получить твое согласие.

— Да, — сказал Саяк, — ты взяла на себя самый ответственный участок, Жамал. Очевидно, тебе пришлось преодолеть немало препятствий. Спасибо, Жамал, всю жизнь я ожидал от тебя этого.

Саяк встал, низко поклонился Жамал, потом отыскал подаренную ему Аскаром легкую, с изогнутой ручкой палку и ушел в свою комнату.

От такого жестокого унижения ему хотелось кричать во весь голос, биться головой о стену. Но он, стиснув зубы, молчал.

…Жокен и Жамал надеялись, что, подумав, Саяк, конечно, согласится. Но он все не появлялся. Удивленный этим, Жокен подошел к комнате Саяка и постучал в дверь. Он стучал долго, но Саяк не откликнулся.