Георгий Березко - Присутствие необычайного

Белая, в трещинках пересохшей масляной краски узкая дверь, что от площадки вела в совещательную комнату, бесшумно закрылась за судьями, и публика потянулась в коридор, притихшая и взбудораженная одновременно. Отчасти это напоминало выход зрителей в театральном антракте. Но в отличие от театра здесь была не сочиненная драма, а сама жизнь со своей пугающе близкой правдой.

За окнами совсем уже стемнело, летел крупный, мокрый снег, прилипал к стеклам, таял, и в окнах расплывались уличные огни.

Вышла в коридор покурить и группка державшихся вместе молодых людей. Они были подавлены, угнетены и не сразу заговорили, доставали в молчании сигареты. Закурила и девушка, бывшая с ними, — курила, длинно затягиваясь, и серо-сизый дымок застилал ее хмурое, румяное лицо, путался в рассыпавшихся по беличьему воротнику шубки волосах. Юноша со свисавшими на воротник кудрями замороженно улыбался.

— Кому похоронку будет посылать? — как бы обронил он. — У Хлебникова под Минском кто-то есть…

— Какую похоронку, ты что? — зло сказал другой и с размаху нахлобучил на голову пыжиковую ушанку.

Девушка недобро повела на кудрявого юношу глазами.

— Кончился Хлебников, — сказал юноша, кукольно улыбаясь. — Самое меньшее — пятнадцать лет… Ты прокурора слышал?

И они опять замолчали — они были устрашены тем огромным и непостижимым, что словно бы взорвалось так близко от них… Они жили с Хлебниковым одной жизнью, появлялись по ранним утрам все в одном цехе, на одном участке, у них были общие заботы и развлечения, общие планы на будущее, и именно он, Саша Хлебников, сделался в их компании центром, вожаком, даже наставником в жизненных понятиях. С ним советовались в самых сложных вопросах — профессиональных, семейных, сердечных; бог весть каким образом он и в сердечных стал авторитетом. Вероятно, решающее значение возымело то, что он сам радовался каждой радости товарища. У себя в бригаде он добивался, чтобы никто не ходил в кино в одиночку. И ничего он так не любил, как устраивать праздники: дни рождений и, еще приятнее, — свадьбы: были две за время его пребывания в бригаде. А тут вдруг совершилось нечто схожее с изменой тому, чему он же их наставлял. Но как можно было не поверить самому Хлебникову?.. И то ужасное, что не без интереса смотрелось в кинокартинах с убийствами и расследованиями, обернулось для каждого из них в реальности личной утратой.

— Сашка, он… — озирая товарищей, заговорил третий парень, — объясняет суду, что выпил с этим, с хозяином, что по пьянке это у них. А кто Сашку пьяным видел?.. — И парень виновато добавил: — Я ему десятку должен остался.

— Купишь ему на десятку, чего там разрешается, колбасы копченой, — сказал парень с кукольной улыбкой.

— Сухарей, — сказал третий, товарищ Хлебникова; он слегка пришепетывал, и у него получилось «цукарей».

Рядом топтались, мимо проходили взволнованные, задумчивые, унылые люди; провели из другой камеры еще какого-то обвиняемого с бледно-восковым лицом, длинного, угловатого, похожего на шагающий манекен с заложенными за спину руками. Пахло сыростью, нанесенной с улицы, намокшей одеждой — пахло вокзалом, неустроенностью, пахло бедой… Уланов, вышедший вместе со всеми, остановился, закуривая, возле кучки молодых людей, он узнал девушку с хмурым, затуманенным взглядом, узнал юнца в пыжиковой ушанке — это были члены заводского литературного кружка, у которых он побывал летом; девушка читала свои стихи — они запомнились ему, поминальные стихи, которые так и назывались «Поминальник»; там, в кружке, он видел и Хлебникова, тот был полон тогда веселого задора. Сейчас молодые люди не обратили на Уланова внимания — беда, беда владела ими!

— Ну, а если убил?.. — дошел до Уланова певучий, красивый голос девушки, — а если за дело?

— Может, и за дело… — сказал кто-то. — Я вот не верю в пьянку.

— Только дело было очень уж… очень… — девушка не кончила.

— Не мог он!.. — упрямо сказал юнец в ушанке.

Перед Улановым выросла чья-то плоская, как дверь, спина в длиннополой шубе с вытертым лисьим воротником; Уланова толкнули, оттеснили. И продолжения разговора он не слышал. Ему надлежало найти адвоката и обменяться впечатлениями с ним…

Что же и вправду скрывалось в этой уголовной истории, чему Хлебников порой улыбался? Он действительно, по-видимому, рассказал на суде не все, что было, а возможно, и совсем не то, как было, — и что предшествовало кровавой развязке. Уланов вспоминал свою первую встречу с Хлебниковым в одном из московских ресторанов… Кажется, ближе других подошла к истине эта суровая девушка с нежным голосом. Может быть, ее и Хлебникова связывало нечто большее, чем простое товарищество, — оно и сделало ее более прозорливой.