Владимир Федосеенко - Дубовая Гряда

«Не для меня весна придет... а дева с черными бро­вями, она растет не для меня...» — долетали до него обрывки песни.

Так и лежал, не поднимая головы, до тех пор, пока ствол винтовки неведомого певца не исчез вдали.

Тем временем пригрело солнце, дохнул ветерок. По­немногу высохла роса. «Хватит торчать у дороги, пойду к болоту, а там по огородам проберусь в деревню»,— ре­шил юноша. Он поднялся, отряхнул песок с одежды и зашагал, на ходу срывая овсяные колосья и разжевывая горьковатые зернышки. «Осыпается, а жатва не нача­лась,— думал парень.— Неужели всех перебили? Или люди боятся мин?»

Вскоре добрался до дубняка. Стало слышно, как воз­ле колодца бренчат ведра, а на улице кричат дети. Осме­лев, Володя вошел в деревню.

— Мария, Мария! Сын идет! — раздался радостный крик соседки, тетки Михалихи. Из двора выбежала мать, за ней младшая сестра Нина и брат Коля, следом за ко­торыми ковылял дедушка Андрей.

— Сыночек мой, сыночек,— плакала мать, не зная, куда усадить и чем угостить будто вернувшегося с того света хлопца. А тому не до еды было, хотелось поскорее узнать, не расспрашивал ли о нем кто-нибудь чужой. Из разговоров матери с женщинами, собравшимися в избе, понял, что никому ничего неизвестно. И в ответ на расспросы, где он так долго был, сказал, будто ушел вместе с отступавшими красноармейцами, но в какой-то деревне под Смоленском отстал и решил вернуться домой.

Чувствуя, как слипаются глаза от усталости, Володя пожаловался:

— Всю ночь прошагал. Сил нет, до чего спать хо­чется.

— А ты ложись, ложись,—засуетилась Мария.— Слава богу, что живым-здоровым вернулся.

В этот день Лида несколько раз забегала к соседям, но только под вечер сказала, что Володю очень хочет видеть Сергеев.

— Пускай спит, завтра увидятся,— ответила Мария.

— Я и сама хочу с ним поговорить.

Услышав знакомый голос, юноша открыл глаза. Ли­да рассказала ему о своем горе, о местных порядках, о Василе.

— Значит, это его я видел,— догадался Володя.— Отсюда шел.

— Я же тебе и говорю, что Василь Шайдоб записал­ся в полицию.

— Шайдоб,— зло повторил хлопец.— В комсомол не вступал, доказывал, что главное — хорошо учиться. А теперь для него что главное? Фашистам помогать! Я видел, как они к нашим людям относятся. Хуже, чем к скотине. Не верю, чтобы к какому-то Шайдобу немцы относились с уважением. Думал, вырвусь, возьму вин­товку и, где увижу гитлеровца, там и буду бить. А теперь что делать? Наши далеко...

— Сергеев тоже только этим живет: скорее попра­виться, взять оружие и воевать.

— А как?

Политрука Сергеева юноша хорошо помнил. Это политрук эвакуировал людей с передовой линии. Он ут­верждал, что дальше отступать они не будут, а если и придется, то не так быстро. Колхозники тогда покинули свои избы и уехали подальше от линии фронта.

Километров за десять эвакуировалась и Володина семья. У Дубовой Гряды недели три шли жестокие бои, а потом красноармейцы двинулись вперед и даже осво­бодили Жлобин. Мать не хотела отпускать Володю до­мой, но он обещал быстро вернуться. А вернулся только сегодня...

— Где же Сергеева ранило? — поинтересовался юноша.

— Не знаю. Он хочет тебя видеть, у него и спросишь.

— Мама,— позвал Володя,— я схожу.

— Попозже, сынок. Поужинаем и ему отнесем.

Хмурая ночь вскоре опустилась на землю.

Мария и Володя осторожно вышли из хаты.

Убежище, где находился Сергеев, напомнило Володе его недавнюю тюрьму — клеть. Даже мурашки пробе­жали по спине. Но тут, в этом крошечном помещении, человека спасали от смерти. В тусклом свете фонаря ед­ва различались знакомые черты лица политрука. Тот сразу узнал Володю.

— Где же ты пропадал? — спросил Сергеев.

— Долгая история, но расскажу,— ответил юноша.— Когда я отпросился у мамы сходить домой, в деревне уже не было ни вас, ни бойцов. По улице, с узлом за спиной, торопливо шагала старушка. Увидав меня, она махнула рукой и сказала, чтобы я убегал, потому что в Дубравке немцы. «Как они могли появиться там, когда наши войска у них позади?» — подумал я.

Залез я на крышу избы, осмотрелся. Вижу, за боло­том, возле железной дороги, шагает множество солдат. Значит, те, что в Дубравке, пробрались в тыл? Я решил побежать и пересчитать немцев, а потом сообщить на­шим. Хотел вытащить комсомольский билет, который мама зашила в сорочку на груди, но передумал. Снял рубашку, засунул в горшок и закопал в огороде под яб­лоней.

Дубравка недалеко от нашей деревни, на юго-западе. Сначала бежал по дороге, потом свернул в рожь. Неда­леко от Дубравки остановился, начал прислушиваться. Людей в деревне не было, стояла тишина.