Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

Валя задумчиво сидела на пне, подставив спину солн­цу и ковыряя палкой землю. Увидев Володю, радостно вскочила, и они крепко обнялись.

— Видишь, я уже бегаю,— прошептала Валя.

— Знаю, что ты этим хочешь сказать,— тоже шепотом ответил Володя.

— Ну, что? Говори!

— Что можешь идти с нами.

— Конечно... Если б ты знал, как мне здесь надоело. Спать не могу. Стоит уснуть, сразу вижу тебя. Кажется, ты бежишь, стреляешь, а немцы окружают. В эту ночь так закричала, что даже проснулась.

Володя взял Валю за руку, и они пошли по поляне.

— Может быть, ты крикнула в ту минуту, когда я та­щился на вожжах за телегой.

— Как это?

— Мы зажгли мост. Я хотел удержать лошадей, а они испугались, потащили меня из огня и потом убежали куда-то.

— Тяжело тебе было?

— Легче, чем в тот раз на железной дороге. Во-пер­вых, не было тебя, а во-вторых, начальник полиции взял в плен Пылилу и привел его к нам. Вот как бывает.

— Ты шутишь?

— Спроси у него.

— Хорошо, спрошу. А где вы стояли до операции?

— В Дубовой Гряде.

— Зину видел?

— Валечка, не только видел, но и заходил к ней, и разговаривал.

— Так я и знала, что ты все-таки любишь ее...

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты как-нибудь со стороны услышала наш разговор. А вообще-то я плохо сделал, что пошел. Мама ругала меня за это. Я признался Зине, что люблю тебя.

— Ты сказал неправду!

— Миленькая, ты же сама это знаешь.

— Я знаю, что ты никому не дал убить Копыцкого, а из ревности сделал это сам.

— Изменник первый хотел меня убить, почему же я не мог отомстить ему? Считаю это самой удачной моей операцией...

— А что Зина говорила обо мне?

— Не любит тебя, потому что ты ее ненавидишь.

— Ты бы сказал, что теперь у меня нет прежней ненависти.

— Я и дал ей понять, что ты очень хорошая. Она при­зналась, что была рада моей смерти.

— Знаю, мне еще тогда передали ее слова: мол, Валя думала, что диверсант будет ее, а его уже нет. Я сказала в ответ, что стыдно радоваться смерти друга.

— Валечка,— остановился Володя, обнял девушку и заглянул в ее глаза,— я только в бою забываю о тебе.

— А когда был у Зины, тоже обо мне думал?

— Думал.

Какое бы удовлетворение ни испытывал молодой че­ловек от удачно проведенной операции, все равно его чув­ства отличаются от тех, которые вызывает чистая и силь­ная любовь. Кажется, будто только от нее зависит и ос­мысленная борьба, и труд, и жизнь на земле.

Бывший учитель Володи и Вали стоял на краю поляны и наблюдал за ними. Невольные слезы радости за моло­дых людей, которых он воспитывал, выступили у него на глазах. Разве можно позволить, чтобы между ними стал чужеземец, разлучил их, надругался над их чувствами? Нет, никогда! А ведь Валю уже везли в чужую землю, где растоптали бы ее честь и гордость. Отцвела бы де­вушка, так и не успев расцвести...

Долго еще гуляли по поляне влюбленные.

— Теперь я убедился, что ты могла бы пойти на зада­ние,— улыбнулся Володя.— Но скоро придут наши, и мы будем или ожидать их здесь, или пойдем навстречу.

16

Вернувшись из штаба бригады, командир отряда при­казал прекратить строительство землянок. Партизаны удивились. Всего лишь два дня назад подготовили пло­щадку для посадки самолетов с Большой земли, теперь начали копать котлованы под жилье на зиму, и вдруг новый приказ. Они не знали, что из штаба соединения в штаб бригады поступило распоряжение двигаться на­встречу нашим войскам, переправиться через Березину и на левом берегу реки занять оборону.

Володю Бойкача вызвали к командиру отряда. Когда он пришел, в землянке собралось все отрядное начальство.

— Кажется, пришли все,— встал Булынка.— Това­рищи, сегодня мы покидаем лагерь, и этот поход будет для нас особенным. Мы не переходим, как обычно, на новое место стоянки, а идем в бой. Поэтому прошу бы­стрее подготовиться: что из вещей не понадобится — за­копать в землю, хлеб тоже. Надо предупредить каждого партизана, чтобы хорошенько обулся: лошадей хватит только для перевозки раненых, боеприпасов и продуктов. Бойкач, мы предполагали отправить твою группу на дру­гое задание, но теперь оно отменяется. За Березиной вам придется поработать в полную силу.

— Понятно,— ответил Володя.— Мне можно уйти?

— Да.

Весело вбежав в шалаш, хлопец продекламировал:

Нынче у нас передышка,

Завтра вернемся к боям,

Что же твой голос не слышен,

Друг наш походный— баян?

— Ребята, маршрут изменяется. Пойдем вместе со всей бригадой навстречу нашим войскам. Нам еще придется повоевать с отступающим врагом, прежде чем за­кончим партизанскую деятельность. Калоша, возьми баян и сыграй что-нибудь на прощание.