Владимир Федосеенко - Вихри на перекрёстках

Данилов сразу сказал, что не хочет уходить из группы Бойкача. Раньше он не представлял себе, что есТБ* пар­тизаны, практически оказывающие такую большую по­мощь Красной Армии в деле разгрома врага. И в первую очередь — это партизаны^иверсанты.

— Видите? — обратился Булынка к Пинчуку и Хо­ромцу.— Убедились? Я вообще не хотел ставить этого вопроса. Хлопцы правы: они не просто диверсанты, а диверсанты-разведЧики. Стоит именно так назвать их груп­пу, как все требования командира разведки отпадают. Хорошо, ребята, можете идти.

^— Не люблю я таких командиров,— выйдя из зем­лянки, сказал Володя Николаю^Не может командо­вать своим подразделением так, чтобы оно всегда было в действии, в повседневных даисках новых методов разведТЙГ, йорьбы. а все путает, всех поднимает. Ведь ни один разведчик еще не бывал в Слободе, где уже столь­ко времени стоит вражеская дивизия! А у него есть чу­десные ребята, только он не умеет организовать их, на­править туда, куда надо.

— Когда я радом, с командиром, могу сделать все, что он скажет. А самостоятельно принимать решения еще не смог бы, для этого нужен опыт,— задумчйво про­изнес Данилов.

Они подошли к своему шалашу. Володя вызвал Ка­лошу и попросил зайти с баяном к Вале. Пригласил и Николая, но тот ответил, что должен выстирать кое-что из своего белья.

Валя обрадовалась:

— Вот молодцы, даже с баяном! А то так скучно лежать.

Увидев баяниста, две незнакомые девушки подошли к шалашу и остановились у входа. Калоша пробежал пальцами по клавишам. Володя запел:

Темная ночь,

Только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах,

Тускло звезды мерцают...

И чем дальше он пел, тем сильнее и сильнее звучал его голос. Девчата присели. Когда Володя умолк, они попросили повторить песню. Но хлопец запел другую:

Вьется в тесной печурке огонь.

На поленьях смола, как слеза...

— Товарищ партизан,— не зная, как к нему обра­титься, спросила одна из девушек,— где вы научились петь такие песни?

— У меня их целая тетрадь.

— Как бы их переписать?

— Попросите у Валечки, тетрадь у нее.

— Дайте, пожалуйста, мы вам быстро вернем.

Валя достала из-под подушки и протянула тетрадь.

Девчата ушли.

Женщина, принесшая ужин для Вали, удивленно посмотрела на Калошу, которого еще не знала, а потом на Володю. И сразу улыбнулась, поздоровалась с ним: Бойкача она кормит уже второй раз, видела, как плака­ла по нем Валя, да и сама не раз вытирала слезы. Сей­час тетя Настя была очень довольна, что юноша и де­вушка вместе. Она иначе и не называла их, как своими детьми.

— Может, и тебе, Володя, принести ужин?

— Что вы, тетя Настя, я же здоров. Сейчас приду на кухню.

Калоша ушел. Женщина присела на его место.

— Как я рада,— заговорила она,— что вы вместе. Смотрю на вас, вспоминаю свою молодость, и самой лег­че жить. Я тоже любила парня, в одной комсомольской ячейке были. Его в тридцать первом году кулаки через окно застрелили. Ой, сколько я слез пролила! Он на те­бя был похож, Володя. Когда первый раз увидела тебя, подумала, что вот погибнет человек, а все же через не­сколько лет где-то родится такой же. И Валечка такая славная. Береги ее, сынок, уважай.

Валя доела гречневую кашу с молоком, отдала тете Насте миску и поблагодарила.

— На здоровье, дитя мое, скорее вставай. Пойдем, Володя, тебя накормлю,— сказала та.

Володя ушел следом за женщиной, а Валя положила руки под голову и закрыла глаза. И поплыли перед ней картины прошлого. Увидела себя на жлобинской станции, где их, женщин и девчат, гитлеровцы вталкивали в ва­гон для отправки в Германию. И вот представила себя в чужой стране... Мелькают лица фашистов, которых видела здесь, на белорусской земле. Все они смотрят на нее как на существо, не имеющее ни разума, ни души, ни человеческих чувств вообще. Как страшно! Валя от­крыла глаза. «Хорошо, что я лежу тут. Хотя уже темне­ет, но сейчас придет Володя. Почему фашисты считают нас животными, а не людьми? Разве Володя глупее или слабее какого-нибудь фрица? Нет! Был бы глупее, не бил бы так смело и беспощадно «умных» вояк! Гитле­ровцы еще опомнятся и признают наш ум»,— думала Валя.

Грустно человеку одному, тем более, когда он прико­ван к постели. Какие только мысли не лезут в голову! Радостно и весело на душе, когда ты кого-то ждешь, но нестерпимо горько, если он не приходит в назначенное время.

Вале казалось, что Володи нет очень долго. Девушка встала, немного прошлась по лагерю и вернулась в ша­лаш. И тут, наконец, появился Володя.